Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее

Рощин Алексей

Проиллюстрируем еще раз то, о чем мы здесь все время говорим, – то есть «оккупационный принцип». Давайте воспримем его буквально – то есть представим, что мы оказались вдруг действительно на оккупированной территории. То есть кругом – какие-то чужаки в мундирах и с автоматами: они патрулируют улицы, занимают все общественные здания, ввели комендантский час… Какие у нас с вами по этому поводу будут чувства? По-моему, очевидно, что одно из главных чувств, которое мы будем испытывать, – страх. Жить на оккупированной территории банально страшно.

И

вполне понятно, почему: оккупанты от нас никак не зависят. Они теперь тут хозяева, а мы – непонятно кто. У них автоматы, а нам запрещено на них даже глаза поднимать. Непонятно, что у этого вооруженного человека на уме: вдруг он захочет поселиться у тебя в доме? Снять с тебя твое пальто? Просто поднять автомат и застрелить тебя, потому что ты ему не понравился? Как писал один из свидетелей эпохи становления «оккупационного принципа»: «Мы живем, под собою не чуя страны». Именно потому что страна-то уже – чужая.

И вот сейчас мы, пожалуй, добрались до основной особенности психики «совка». Это страх, загоняемый глубоко внутрь.

Нам постоянно внушают, что жить в отсутствие разделения властей, когда одна власть и законы пишет, и исполняет, и судит – это якобы такая особенность «русского менталитета», «русский путь», «суверенная демократия» и тому подобные словеса.

На самом же деле жизнь в такой ситуации – постоянный стресс, глубоко травмирующий психику, от которого личность защищается при помощи вытеснения и всяческих фантазмов [6] вроде того, что «коммунистическая власть тебя любит», а значит, конечно же, не причинит никакого зла.

6

Фантазм (устар.) – особая разновидность сценоподобных образных представлений.

Очень неполезно, когда достигшие зрелости мужчины и женщины постоянно ощущают свою полную беззащитность перед «представителями власти». Это приводит к вечной «недовзрослости», то бишь массовому инфантилизму. Особенно губительно в плане созревания личности такая ситуация действует, естественно, на мужчин.

Назойливые конструкты

Представление о своей «оккупированности», безусловно, живет в коллективном бессознательном «совков». Периодически оно проявляется – к примеру, в мечтаниях некой части наших сограждан о том, как, дескать, было бы хорошо, если бы страна была оккупирована. Как правило, эти мечтания вызывают чрезвычайно резкую эмоциональную реакцию со стороны более «правильных» сограждан. Во всех случаях мечтатели уверены, что оккупанты «наладят нормальную жизнь», «наведут порядок», «справятся с коррупцией», «обеспечат справедливость» – словом, излагается что-то крайне похожее на предвыборную программу раннего Путина.

В этом проявляется также одна из основных черт «постсовка», успешно выработанная в поколениях благодаря направленному воспитанию и селекции пассивность. Мечтать об общественном переустройстве можно, но только в виде смены одной оккупирующей силы на другую, без какого-либо участия самого «совка».

Второй, не менее часто встречающийся речевой конструкт [7] во всех разговорах на общественные темы – это все выражения, связанные с темой домашнего скота: «бараны», «стадо», «овцы» и, конечно же, польский вариант – «быдло». Очень часто используется, когда самые разные люди говорят о своем народе.

7

Конструкт – целостная, отделяемая от других сущность реального мира, недоступная непосредственному наблюдению, но гипотетически выводимая и/или выстраиваемая логическим путем на основе наблюдаемых признаков.

Как видим, этот образ «барана», то есть беззащитного домашнего животного, находящегося в окружении хищников, на самом деле очень глубоко соответствует образу реальной ситуации, в который «совок» живет всю свою жизнь. Вероятно, именно поэтому он столь назойлив, особенно в последнее время, когда «коллективное бессознательное» в очередной раз стало показываться наружу.

Правда, все же чаще всего он звучит в отрицательном смысле, в духе «ну мы же не бараны!». А это, как мы видим, не так. Мы – именно бараны, в силу вполне объективно сложившихся причин. Обществу было бы полезно осознать наконец этот очевидный факт – и заново продумать, как же нам жить в связи со вскрывшимися обстоятельствами.

Часть II

Три дискурса российской политики

Три основные силы, все время так или иначе проявляющиеся в российской политике, всем хорошо известны. Это либералы, коммунисты и русские националисты. Важно, что все три этих направления хорошо представлены не просто на уровне идей, но и на уровне социума, они понятны не какой-то «кучке высоколобых», но и «человеку с улицы». У каждого дискурса – свои многочисленные сторонники, свои «зоны влияния». Каждое направление в принципе перспективно – то есть имеет основания рассчитывать на то, чтобы стать государственной идеологией и провести своих «лучших представителей» к вершинам российской власти.

При этом каждое из трех в принципе враждебно двум другим. Спорят меж собой политики каждого из лагерей, плохо переносят друг друга «рядовые представители» каждого из течений. Конечно, в живой политике всегда возникают временные союзы, но в целом – коммунисты традиционно враждебны националистам, либералы любят называть «красных» «упоротыми», а националисты часто прямо обвиняют либералов в предательстве интересов русского народа.

Конец ознакомительного фрагмента.