Страницы олимпийского дневника
Шрифт:
Когда наступала ночь, базилика приобретала сказочный, чудесный вид. На обломках колонн, помнивших ещё шествия победных римских легионов, деловито застыли телевизионные камеры и треноги киноаппаратов. Под сводами, слышавшими, быть может, страстные речи Цицерона, протянулись электрические провода и резиновые шланги теле- и радиоканалов. Вечные южные звёзды, освещавшие своим голубоватым светом неторопливых патрициев, шествовавших здесь века назад в пурпурных тогах и бесшумных сандалиях, теперь освещали суетливых репортёров, стучавших на машинках, кричавших в телефонные трубки и без конца выпускавших к этим звёздам клубы табачного
Итальянские организаторы проявили и воображение и вкус, проведя некоторые из спортивных соревнований на фоне своих прекрасных древних сооружений.
Приятно первым финишировать в марафонском беге, вдвойне приятно сделать это под знаменитой аркой Константина.
Славно получить золотую медаль за победу в борьбе — виде спорта ещё более древнем, чем Рим, но вдвойне славно взойти на пьедестал почёта, возвышающийся среди величественных развалин, помнивших ещё битвы гладиаторов…
Да, вечерние соревнования сильно отличались от утренних. Трибуны были переполнены. Контролёры удваивали бдительность, чтобы не пропустить вездесущих журналистов к местам борьбы. Впрочем, ничего в этом смысле не помогало. Как ни старались контролёры, но через час после начала все гигантские камни, валявшиеся под сводами, все скамьи, все уступы в многометровых стенах были заполнены свободными участниками, пришедшими поболеть за товарищей, фотокорреспондентами, репортёрами и наиболее ловкими итальянскими любителями борьбы, которым никакой контроль не мог помешать проникнуть в заветное пространство. Затаив дыхание, они жадно следили за борьбой.
Итак, борьба происходила на трёх коврах. Это было впервые, обычно ограничивались двумя, но на сей раз число участников достигло беспрецедентной цифры. Соревнования пришлось проводить с перерывами десять дней: пять дней по классической и пять дней по вольной борьбе.
Всё это, разумеется, значительно усложняло дело. Требовалось больше судей, членов жюри, обслуживающего персонала. Трудно было и зрителям сразу уследить за тремя парами борцов, а журналистам и радиокомментаторам приходилось описывать одновременно три схватки. А подчас, в особенности в последние дни, все три поединка бывали равно интересными.
Но другого выхода не было, и с этим следовало мириться.
Во всяком случае, итальянцы постарались организовать всё как можно лучше. Они за свой счёт одели всех судей в красивые серые костюмы, снабдив их галстуками, поясами, рубашками, где красовалось изображение неизменной в те олимпийские дни волчицы. Они направили для обслуживания борцовского турнира внушительный отряд девушек — студенток Римского института физического воспитания. Девушки, одетые в кокетливые и элегантные костюмы, бегали взад-вперёд между помостами, собирая судейские записки, разнося бюллетени, доставляя информацию для прессы, проводя гостей и журналистов на отведённые им места, а в свободное время весело щебетали, поедая бутерброды, рассевшись рядком на спинках скамеек, словно птички на телеграфных проводах.
Итальянские зрители на соревнованиях по борьбе были доброжелательными и объективными. Может быть, это объяснялось тем, что они не были такими уж великими специалистами в этом виде спорта или тем, что особенно не рассчитывали здесь на успехи своих спортсменов, а кто победит из иностранцев, им было безразлично, но они были объективны.
Рим — не Стамбул и не Тегеран, где зрители органически не представляют
Но если зрители были для нас новыми, то из участников многие были старыми знакомыми. Ну, прежде всего турки.
Вот Х. Акбас, с его искалеченной ногой, старый волк, хитрый, опытный, но… старый. Рим был для него, наверное, последней ареной. Он проиграл, отошёл на второй план. А для таких борцов отойти на второй план — это значит, что пробил час уходить на покой. Другие турецкие «старики» ещё могучи. М. Дагистанлы, И. Атли, И. Оган, Х. Каплан… Каплан ещё силён. Вот он выходит чуть сутулясь, морщины избороздили лоб, сильные руки напряжены. Каплан на этих соревнованиях получил серебряную медаль, а было время, когда сутулость была меньше, не замечались морщины, а медали сверкали золотом.
Пора уступать место молодым. Пора. Таким, как В. Дитрих. Великолепен этот широкоплечий, белокурый, всегда улыбающийся немец. Впервые увидев его в Мельбурне, мы уж тогда поняли: этот далеко пойдёт. Он и пошёл: золотая медаль в вольной, серебряная в классической — вот его римские итоги.
Есть в нём что-то особенно приятное. Это его увлечённость борьбой. Кажется, главное для него — не цель победить, не очки и медали, а упоение самой схваткой, радость борьбы, накал единоборства.
Особо хочется сказать об американцах. На следующий же день после нашего прибытия они пришли к нам, пришли пожать руку своим советским товарищам. Это добрые, хорошие ребята. Они сами говорят, что многому от нас научились. И, скажем честно, хорошо научились.
Причина их успеха в том, что они борются от первой до последней секунды схватки. Даже если у них преимущество в несколько очков, они на последней минуте проводят рискованный приём — лишь бы заработать ещё очко.
Римский турнир с очевидностью показал не новую истину — на ковре надо бороться, а не проводить время, бороться смело, с желанием победить.
А у кого не хватает воли к победе и смелости, тем лучше потесниться, уступить место своим молодым товарищам. Это следует понять не только борцам, но и иным тренерам.
Приятно было, например, смотреть на О. Караваева. Или на А. Коридзе. Смелые, настойчивые, волевые, уверенные, они буквально расчищали себе дорогу к пьедесталу почёта и заняли на нём верхнее место.
Им не страшны были ни соперники, ни, как ни грустно об этом говорить, судьи, а против Коридзе оказался бессильным даже целый заговор, состряпанный кое-кем из руководства Международной федерации борьбы.
Или Иван Богдан. Это образец спортсмена. Прямой, честный, умный — умный, а не хитрый, — действительный герой Олимпийских игр. Да ещё красивый парень. Каждый раз, когда он выходил на ковёр, на него было приятно смотреть, а его матч с Дитрихом был, наверное, самым «эстетическим», да позволено будет так выразиться, матчем этого турнира.
Обидно, конечно, за В. Балавадзе, нашего «профессора» борьбы. Ну что ж, его время прошло, пора уступить дорогу молодым; может быть, это следовало даже сделать уже здесь, в Риме.
Обидно за Г. Картозию. Впрочем, Картозия настолько прочно вошёл в историю борьбы, что ему уходить не обидно. Да ещё неизвестно, пора ли ему уходить. В перерывах между встречами к нему подошёл президент Международной федерации Роже Кулон.
— Я бы хотел, — сказал Картозия, — стать теперь судьёй. Пора, наверное.