Страницы прошлого листая… Очерки о русских писателях

Корнеев Алексей Никифорович

В этих пушкинских строках как в зеркале отразился и глубокий интерес великого поэта к науке, ее развитию и новым открытиям. В высшей степени несправедливо было бы считать, что он интересовался лишь тем, что имело отношение к изящной словесности или искусству. Круг его интересов был поразительно широк. Не случайно друзья Пушкина восторгались его уникальными восприимчивостью и памятью, способными осознать и сохранить все то, что когда-либо попадало в диапазон внимания поэта. «Природа, кроме поэтического таланта, наградила его изумительной памятью и проницательностью, – писал П.А. Плетнев. – Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута

размышления не пропадали для него на целую жизнь».

В рукописных сборниках сохранилось любопытное стихотворение «Цель нашей жизни», приписываемое юному Пушкину и датированное 1814 годом (в том году учащиеся Царскосельского лицея по заданию профессора Н.Ф. Кошанского писали сочинения в прозе или стихах на тему «О цели жизни человеческой»). В стихотворении говорится о могуществе человека и его власти над стихиями:

…Природа вся тебе приносит дань:И суша, и моря, и огнь тебе послушны,Ты отражаешь гром, ты движешь океан,Ныряешь в пропасти воздушны.

Годы жизни Пушкина были ознаменованы стремительным развитием научной мысли, ее замечательными достижениями в самых различных областях знаний. Все русские журналы того времени регулярно публиковали статьи о новых достижениях науки и техники. Пристальное внимание к наукам – не только гуманитарным, но и точным, и даже к их применению в технике сопутствовало поэту до самой смерти. Начав издавать в последний год жизни журнал «Современник», он уделял значительное внимание публикации на его страницах статей о различных областях знаний.

«Под каким созвездием?..»

Как известно, в Царскосельском лицее не преподавали даже основ астрономии. Далеко не каждый образованный человек того времени мог знать расположение планет Солнечной системы и помнить, что Меркурий близок к Солнцу, а Сатурн отдален от него.

Однако в незавершенном стихотворении, которое принято датировать 1825 годом, Пушкин, размышляя о судьбе лирического героя, писал:

Под каким созвездием,Под какой планетоюТы родился, юноша?Ближнего МеркурияИль Сатурна дальнего?

В альманахе, названном именем музы астрономии – «Урания», вышедшем в преддверии 1826 года, увидела свет остроумная эпиграмма Пушкина:

Движение

«Движенья нет», – сказал мудрец брадатый.Другой смолчал и стал пред ним ходить.Сильнее бы не мог он возразить.Хвалили все ответ замысловатый.Но, господа, забавный случай сейДругой ответ на память мне приводит:Ведь каждый день пред нами солнце ходит,Однако ж прав упрямый Галилей.

Столетие спустя в научном журнале «Мироведение» астроном Н. Кузнецов посвятил статью, озаглавленную «Вечерняя звезда в одном стихотворении Пушкина», пушкинской элегии, начинавшейся строками:

Редеет облаков летучая гряда.Звезда печальная, вечерняя звезда,Твой луч осеребрил увядшие равнины…

Поэт принимает вечернюю звезду за «знакомое светило» – Венеру, которая напомнила ему о пребывании в Крыму:

Я помню твой восход, знакомое светило,Над мирною страной, где все так сердцу мило,Где стройны тополи в долинах вознеслись,Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,И сладостно шумят полуденные волны.

Как установил астроном, Пушкин ошибался: в имении Каменка будущего декабриста В.Л. Давыдова, где была написана элегия «Редеет облаков летучая гряда…», он не мог видеть на вечернем небе Венеру – она восходила над горизонтом там лишь в три часа ночи. Внимание поэта привлек Юпитер или Сатурн. «Таким образом, – заключает Н. Кузнецов в своей статье, – Пушкин хотя и ошибся, приняв одну из этих планет (вероятно, Юпитер, как более яркую) за Венеру, но все же проявил незаурядную наблюдательность, признав в случайно проглянувшей из-за облаков звезде планету».

«Вдохновение нужно в геометрии…»

Вспомнив изречение знаменитого французского математика и физика Б. Паскаля «Все, что превышает геометрию, превышает нас», Пушкин замечает: «Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии». Незадолго до того, как эти пушкинские строки были напечатаны в альманахе «Северные цветы», вышедшем в Петербурге накануне 1828 года, в Казанском университете профессор Н.И. Лобачевский произнес речь (по сути дела научный доклад) о воображаемой геометрии, которую позднее назовут его именем.

Пушкин не был знаком с Лобачевским. Хотя в сентябре 1833 года, готовясь к написанию «Истории Пугачева», в поездке по пугачевским местам Александр Сергеевич и посетил Казань, но пробыл там лишь три дня и не виделся с великим геометром. (В книге М.С. Колесникова «Лобачевский» (ЖЗЛ) говорится о встрече и беседе Лобачевского с Пушкиным, в которой великий математик рассказывает великому поэту о воображаемой геометрии. Не желая вводить читателей в заблуждение, следует признать, что этот эпизод – авторский вымысел.) Но у них было немало общих знакомых, а поэт И.Е. Великопольский, с которым Пушкин обменивался стихотворными посланиями и который адресовал стихи Лобачевскому, был женат на сестре последнего. Бесспорно, знакомство двух гениев – поэзии и математики состоялось бы и было крайне интересно для обоих, если бы один из них пробыл бы подолее в Казани, где другой возглавлял университет.

Пушкин действительно интересовался геометрией. Об этом свидетельствует его рисунок, датированный 1835 годом, состоящий из геометрических фигур: треугольника, круга, внутри которого четырехугольник, разбитый на три треугольника. Этот рисунок связан со знаменитой задачей древности, названной квадратурой круга, – построить квадрат, равновеликий данному кругу, которую тщетно пытались решить на протяжении многих столетий. Согласно пушкинскому замыслу, найти решение этой задачи стремился ученый монах Бертольд – герой его незавершенной пьесы, названной позднейшими исследователями «Сцены из рыцарских времен» (подробнее о нем будет рассказано ниже).