Страницы жизни русских писателей и поэтов
Шрифт:
Несмотря на приступы неуверенности и порой, разочарования в женщинах, Виссарион Григорьевич мечтал найти такую, которая сможет понять его душу, стремления и стать надежной опорой в жизни. А вообще он был воздержанным в разговорах о женщинах. В их обществе смущался, стараясь, как можно быстрее покинут его.
Тургенев вспоминал: "Сам он почти никогда не касался этого деликатного вопроса… По понятию Белинского, его наружность была такого рода, что никак не могла нравиться женщинам; он был убеждён до мозга костей, и, конечно, это убеждение усиливало его робость. Я имею причину предполагать, что Белинский, со своим горячим и впечатлительным сердцем, со своей привязчивостью и страстностью, Белинский, всё-таки не был никогда любим женщиной…
Одно время Виссарион Григорьевич горячо увлекся молоденькой мастерицей. Желая поднять ее образование и культуру до своего уровня, наткнулся на непонимание, отчего впал "в бешенное исступленное отчаяние или в мёртвую апатию". Второй, безответной любовью, заставившей его страдать в течение трех лет, была родная сестра Михаила Бакунина – Александра Александровна.
В 1843 году Москве, в доме писателя Лажечникова, Белинский встретил миловидную тридцатидвухлетнюю Марию Васильевну Орлову – классную даму Екатерининского института. Оказалось, она читала его статьи и после одной из них, написала автору и получила ответ. Затем еще письмо, еще и еще.
Уезжая, Виссарион Григорьевич понял, что именно Мария Васильевна – женщина его мечты. Он писал ей из Петербурга: "Я разорван пополам, и чувствую, что недостаёт целой половины меня самого, что жизнь моя не полна, и что я тогда только буду жить, когда вы будете со мной, подле меня. Бывают минуты страстного, тоскливого стремления к вам. Вот полетел хоть на минутку, крепко, крепко пожал вам руку, тихо сказал вам на ухо, как много я люблю вас, как пуста и бессмысленна для меня жизнь без вас. Нет, нет – скорее, скорее – или я с ума сойду".
Вот и еще одно письмо к возлюбленной: пылкое, страстное: "… Пусть добрые духи окружают вас днем, нашептывают вам слова любви и счастья, а ночью посылают вам хорошие сны. А я, – я хотел бы теперь хоть на минуту увидать вас, долго, долго посмотреть вам в глаза, обнять ваши колени и поцеловать край вашего платья. Но нет, лучше дольше, как можно дольше, не видаться совсем, нежели увидеться на одну только минуту, и вновь расстаться, как мы уже расстались раз. Простите меня за эту болтовню; грудь моя горит; на глазах накипает слеза: в таком глупом состоянии обыкновенно хочется сказать много и ничего не говорится, или говорится очень глупо. Странное дело! В мечтах я лучше говорю с вами, чем на письме, как некогда заочно я лучше говорил с вами, чем при свиданиях. Что-то теперь Сокольники? Что заветная дорожка, зеленая скамеечка, великолепная аллея? Как грустно вспомнить обо всем этом, и сколько отрады и счастья в грусти этого воспоминания".
Под бурным потоком объяснений Мария Васильевна не устояла. Однако ее родители не воспринимали неимущего молодого человека мужем их дочери. Он же был иного мнения, изложив его в письме А.Я.Панаевой: "Мы оба пролетарии, – моя будущая жена не молоденькая и требований никаких не заявит… ". Когда встал вопрос о венчании и свадьбе, невеста отказалась ехать к жениху в Петербург. Ему пришлось потратить время на письменные уверения выехать.
Венчание состоялось 12 ноября 1843 года в церкви Строительного училища на Обуховском проспекте. Молодые сняли квартиру в доме Лопатина на углу Невского и Фонтанки.
13 июня 1845 года их семья пополнилась дочерью Ольгой. Расходы увеличивались. Глава семьи обожал домашний уют, часто тратил их на внезапно полюбившиеся вещи. По словам И.И.Панаевой: "… он больше любил домашний угол и устраивал его всегда. По мере средств своих, с некоторым комфортом. Чистота и порядок в его кабинете были всегда удивительные; полы как зеркало, на письменном столе все вещи разложены в порядке, на окнах занавесы, на подоконниках цветы, на стенах портреты различных знаменитостей и друзей, и между прочими портрет Станкевича и несколько старинных гравюр, до которых он был большой охотник…Библиотеку свою, состоявшую большей частью из русских книг, он умножал с каждым годом и в последнее время, когда уже свободно читал по-французски, начал приобретать и французские книги".
Чтобы свести концы с концами главе семейству часто приходилось занимать в долг. Хорошо, что друзья не отказывали.
Виссарион Григорьевич оказался заботливым отцом и семьянином. Принципиальных разногласий в семье не было. Жена умело ограждала его от мелочей жизни. Однако мятежная душа Виссариона Григорьевича не знала покоя. Будучи на лечении за границей писал жене: "Разлука сделает нас устойчивее в отношении друг друга… Разлука будет очень полезна для нас: мы будем снисходительнее, терпимее к недостаткам один другого и будем объяснять их болезненностью, нервической раздражительностью, недостатком воспитания, а не каким-нибудь дурными чувствами, которых, надеюсь, мы оба чужды…».
В другом письме от 7 мая 1846 года он, раздумывая, писал: "Странные мы с тобою, братец ты мой, люди: живем вместе – не уживаемся, а врозь скучаем. Поэтому, я думаю, что для поддержания супружеского состояния необходимы частые разлуки".
30 июня он снова пишет ей с горечью в сердце: "Видно, вам не суждено понимать меня… ни житье вместе, ни отдаленные разлуки, ничто не научило вас понимать мой характер".
Каждый человек имеет слабости. Белинский говорил о них: "Господи, человеческие слабости всем присущи и прощаются, а с нас взыщут с неумолимой строгостью за них, да и имеют право относиться так к нам, потому что мы обличаем печатно пошлость, развращение, эгоизм общественной жизни; значит, мы объявили себя непричастными к этим недостаткам, так и надо быть осмотрительным в своих поступках; иначе, какой прок выйдет из того, что мы пишем? – мы сами будем подрывать в веру в наши слова!".
Слабостью Виссариона Григорьевича оказалась игра в преферанс. Компанию чаще всего составлял В.П.Боткин, И.И.Панаев, Н.А.Некрасов, Н.Н.Тютчев, М.А.Языков. По мнению Тургенева, критик играл плохо.
7
С осени 1839 года по 1846 год Виссарион Григорьевич заведовал критическим отделом в журнале "Отечественные записки", издаваемым А.А.Краевским. О своей работе критик писал: "Мы живём в страшное время, судьба налагает на нас схиму, мы должны страдать, чтобы нашим внукам легче было жить… Нет ружья, – бери лопату, да счищай с "расейской" публики (грязь). Умру на журнале, и в гроб велю положить под голову книжку "Отечественных записок". Я – литератор; говорю это с болезненным и вместе радостным и горьким убеждением. Литературе расейской – моя жизнь и моя кровь… Я привязался к литературе, отдал ей всего себя, то есть сделал её главным интересом своей жизни…"
Изнурительная работа подрывала здоровье Белинского. Видя, что чахотка набирает силу, друзья отправили его на юг (Херсон, Симферополь, Севастополь) с полным пансионом вместе с труппой актера Щепкина.
Путешествие не улучшило здоровье больного. Возвратившись, жаловался А.Я.Панаевой: "Сто раз каялся, что поехал; хорош отдых – из одного города в другой скакать; всю грудь, все бока отколотило. Приехав в Петербург, думал, что слягу…"
Виссариону Григорьевичу не давали покоя мысли издавать свой альманах с привлечением в него Тургенева, Достоевского, Панаева, Некрасова, Ап.Майкова, С.Соловьева, Герцена, Грановского. Название альманаху придумал Некрасов – "Левиафан", обещая материально помочь, и тут же рассчитал прибыль. Будущий издатель воскликнул: "Да я буду Крез! О, тогда, имея обеспеченное существование на год, я не позволю себя держать в черном теле… Господи, да неужели настанет такая счастливая минута в моей жизни, что я сброшу с себя ярмо батрака!"