Странная книга
Шрифт:
– Что с этими-то, из списка? – вопрос забурил буравчиком мою голову.
– Нормально. Живут, работают. А что с ними станет-то? Прапорщик Пухтин зону какую-то охраняет в Коми АССР. На хорошем счету, между прочим. Медведкин в этой зоне сидит. Тоже на хорошем счету, вот досрочно его выпускать будут. Украл деньги из бухгалтерии своего завода лет 5 назад, вот и получил. Об остальных – возмёшь оперативку в центре прогнозирования, и ознакомишься. Да, кстати. Один из списка этого умер. Ельшин. В пьяной драке ему кто-то голову разбил. Спился человек, почему-то выше дворника не поднялся. Драться
Как-то так, в общем.
– Значит их не истребил Сталин-то.
– А нафига ему это нужно было? Посмеялся и в стол себе список бросил. Видимо он не по личностям удар спрогнозировал, а по системе. Но узнаешь всё. Со временем.
По коридору я уже шёл один. Никто меня не сопровождал, я смотрел в окна, вдоль которых проходил мой путь. Дети качаются на качелях, какой-то мужик в советской военной форме подбрасывает ввысь громко пищащую от счастья девочку.
– Добро пожаловать в рай – усмехнулся я, почесав шрам на затылке. Рана, полученная в честном бою с исламистами в Таджикистане, Турции. Нужное подчеркнуть.
Госпиталь
Хорошо-то как!
Климов уселся на скамейку и вытянулся. Он такого блаженства давно не ощущал. Питерский госпиталь в ночи потерял свою электрическую освещённость, окна главного корпуса смотрели в спину тёмными глазницами окон. Тем не менее не потеряв своей уютности, в ночной тиши госпиталь просто спал.
Не знает Климов, что его дёрнуло среди ночи встать, тихо покинуть свою палату и стараясь не потревожить спящую на посту медсестру выйти в эту августовскую ночь. Усталость наверное, эти долгие капельницы и таблетки, собеседования с нейрохирургом, который завтра приступит к тому, ради чего Климова сюда привезли. Контузия не прошла даром, и под черепом Климова осталось то, что можно удалить только посредством трепанации.
– Дело житейское – усмехнулся Климов, и от этой мысли какая-то нелепая дрожь пронеслась под госпитальным халатом, захотелось закурить. Он смотрел за ограду госпиталя, пустынность Суворовского проспекта ничуть не напрягала. Ветерок принёс к скамейке Климова запах настоящего костра.
– Не пойду в палату – решил он. Слишком хорошо. Давно так не было…
– Доброй ночи – раздалось вдруг за спиной Климова – Не пугайтесь, право неудобно так внезапно появиться, но я знаете ли люблю побродить здесь ночью. Честь имею представится, майор Беркутов.
Присевший рядом пожилой человек с длинными бакенбардами весьма поразил Климова. Скорее не внезапностью, а какой-то внутренней силой, степенностью и спокойствием.
– Здрасте, я Климов. Алексей, можно Лёха. Сижу вот, не спится мне что-то. Прапорщик я.
– Не буду спрашивать, за какой подвиг Вам чин этот присвоили. Война – она знаете ли не только чинами и регалиями с медалями награждает. Много в ней ещё и… Хотя что же я, давайте не будем о ней. Вы здесь от контузии излечиваетесь? Я вижу, что повязок нет и передвигаетесь вполне уверенно. Можете не отвечать, я вот под Плевной свою пулю поймал. В чине капитана.
Климов повернулся и взглянул на майора. В его голове мелькнула мысль о какой-то
– От турка?
– Да кто ж их разберёт. То ли османец, то ли башибузук из Сербии. Много их там в нас стреляло. Многих убили. – Беркутов замолчал.
– Я с Кавказа – ляпнул Климов. – меня так шандарахнуло, что кроме вспышки не помню ничего. Очнулся здесь – а так всё в коме лежал. Завтра на операцию, трепанацию делать будут. А вы давно здесь?
– Не было ещё Вас, как я появился здесь. С многими солдатами в этом парке встречался. О многом … Говорили вот.. Сейчас вот решил уйти. С госпиталем. Госпиталь меня держит. А он уйдёт – какой же я тогда в базаре этом буду?
– Наслышан я, что госпиталь закрывают. Вы о том не волнуйтесь, может не закроют. Время-то сами знаете какое.
– Знаю, дорогой. Горько мне. Турок победил всё-таки. И немец с ним. – Беркутов тяжело вздохнул – А вот скажите мне, прапорщик. Как вам всем в этом во всём живётся? Хорошо ли? Утехи праздные не слишком ли сильно головы ваши вскружили, чтобы измены не разглядеть? Хотя, простите. Вам я зря вопросы задаю, потому как…
Климов наморщился, ему вспомнилось, как одна падаль в истребителе к ним в Чечню прилетала. Безопасность этого хмыря на уровень войсковой операции ввели. Войск нагнали столько, что инженерная разведка полка, котором служил Климов, осталась одна где-то под Ведено. Навсегда пацаны остались… Там… Забыли про них в суматохе, а они для ленточки дорогу чистили. Колонна в другую сторону пошла, а пацанов..
– Вы вот скажите! – Климов повернулся к майору и зло на него посмотрел – Почему вы про измену мне говорите? Разве вас и раньше не предавали, разве потом не было измены, разве она не сопутствовала России во всех войнах? Почему сейчас-то??? Почему!!?
– Видимо, я об этом сказал когда время пришло. Россия своих изменников в зародыше истребляла, а тут не справилась. Или Россия жила, а сейчас… А сейчас вы забыть хотите. Про нас. В забвении мы вам уже ничем помочь-то и не сможем. На памяти людской Россия жила. Она свою кровь проливала только памяти той благодаря, и ради памяти той побеждала! Я ведь что… Я проститься сюда пришёл. Со стенами этими, что много веков солдата русского берегли, лечили, теплом на него дышали. Вас-то я совсем не ждал здесь повидать, да знать что судьба такая. Я как солдат говорю. Не зря надеюсь говорю. Честь имею, рад был повидаться!
Беркутов встал, и мягко ступая пошёл в сторону госпитальной церкви. Пошёл по земляной тропинке, которая вчера почему-то была асфальтовая.
– Да, и ещё! – он обернулся и посмотрел на обомлевшего Климова – дворники костры на улицах жгут, чтобы путник заблудший свет с теплом мог получить. Вы чувствуете этот запах? Это запах России. Помните о нём.
Покрытый августовской утренней сыростью госпитальный халат перестал греть, и в уши ворвался визг тормозов какой-то машины, которая пронеслась по Суворовскому проспекту, оставив за собой другой запах. Не России, нет… Климов стряхнул с себя сонливое оцепенение, встал и пошёл в сторону главного корпуса.