Странница
Шрифт:
Ти.
Просьбы Ясмалеи о том, чтобы роды принимала Сайла, а не она.
А теперь Тейт помогала Сайле добывать информацию, касающуюся Врат. Ланта снова была никем и ничего не делала.
Мэтт Конвей был той мечтой, которая могла все это изменить. Быть любимой тем, кого любишь, — значит быть личностью. Быть для кого-то важной, и не в качестве уродца, который читает тайны будущего, или адепта таинственного искусства исцеления, а в качестве человека, полного надежд, тревог и каждодневных забот. Ради этого стоило жить.
Жена Мэтта Конвея. Его пара.
Ей хотелось навсегда остаться молодой и невинной Избранной. Там, по
Когда Ланта подумала о том, как много времени прошло с тех пор, как у нее было последнее Видение, в ее сердце зашевелился страх. Излечило ли время потерю?
Видения могли помочь Сайле больше, чем все эти опасные расспросы. Что, если она раскроет истинные намерения Жнеи? Цели Капитана?
Конвей. Сможет ли она увидеть его?
Она до сих пор содрогалась, каждый раз вспоминая его среди ужаса смерти и разрушения.
Она уже однажды воспользовалась своим даром Видения неподобающим образом, какое наказание придумает Церковь для нее, если она снова попробует сделать это? Сколько раз можно низвергнуть человека в Преисподнюю?
Разве там больше несчастий, чем здесь?
Незваные слова заклинания возникали в ее мозгу, вплетались в ритм ее раскачивания. Она начинала расслабляться — мускул за мускулом, нерв за нервом. Она чувствовала медленное погружение внутрь себя. Амплитуда ее движений уменьшалась.
Солнце сместилось. Она осталась в темноте. Округлое пятно света перед ней было подобно ослепительно блестящей луже. Ее полузакрытые глаза сосредоточились на его центре. Внутренне зрение сменило отвратительный окружающий мир. Пятно стало бездной жидкого металла. Внутри ее передвигались какие-то тени. Ланта поняла, что они хотят напугать ее. Она с холодным безразличием отвернулась от них.
На нее снизошел покой, исключающий все остальное.
Это не было ее обычным состоянием. Уверенность была окружена жестокостью.
Вершина горы. Вся в снегу, покрытая льдом. Ветер ревет, словно все вместе взятые бушующие реки мира. Но Ланте тепло. Она стоит на самом краю обрыва, ощущая бесконечность залитых солнцем горных перевалов, раскинувшихся вокруг.
Видение пришло.
По-старому. Быстрая и непроглядная тьма. Слова в языках золотого пламени.
Ты, и только ты, должна знать, что Цветок не будет расти без пищи. Она расцвела с помощью наставника, не полагаясь на изменчивость природы. Знай также, что Цветок все еще может потерпеть неудачу. Ее победа, триумф черного и белого, рожденный человеком-тьмой и человеком-огнем, все еще лежит впереди. И даже ее победа, если она наступит, не остановит эту борьбу за мир и равенство. Самые сладкие победы приносят самую горькую зависть. Врата — это не конец, это лишь начало. Еще много грядет испытаний. Даже наиболее подверженная злу, та, которая толкает на преступление саму Церковь, — должна быть умиротворена, если это необходимо для того, чтобы Цветок мог одержать победу. В конце Цветок, который поглощает всю эту пищу, будет расти и приносить Цветы. Человек принесет себя в жертву, другой вынесет невыносимое для того, чтобы Цветок выполнил свое предназначение. Хотя каково предназначение Цветка, кроме как произвести семена? И, произведя их, останется ли Цветок таким, каким был раньше? Ланта избрана из всех для того, чтобы познать
Золотые буквы начали сливаться вместе в один огромный, пылающий шар, который разрастался, разрастался, а затем понесся на нее. Поглотил ее. Она закричала, обожженная.
Открыв глаза, она сначала не могла вспомнить, где находится. Ее первым чувством было чувство тепла. Она лежала на боку, уткнувшись лицом в землю. Заставив себя встать на четвереньки, Ланта поняла, что лежала в луче солнца. Пот пропитал ее одежду. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Силы постепенно возвращались к ней. С трудом поднявшись на ноги, она перебралась из света в темноту.
Жители деревни с благоговейным страхом осенялись Тройным Знаком, когда крошечная черная фигура во второй раз за это утро устало брела к женской купальне. Многие заметили, что одежда ее была мокрой от пота, едва видимое из-под объемного капюшона лицо блестело на солнце. Другие шептались о ее странных глазах. Когда один из мальчиков засмеялся и сказал своей матери, что эта женщина похожа на человека, увидевшего привидение, она шикнула на него. А затем снова осенила себя Тройным Знаком.
Сайла с Орионом шли по берегу реки. Она заметила, как Ланта подходила к купальне, и удивилась этому вторичному посещению. Но у нее не было времени, чтобы подумать об этом. Орион говорил:
— Никто из Церкви до сих пор не изучал наши легенды. Я часто задавал себе вопрос, есть ли подобные легенды у других племен. Мы столько потеряли. Люди в начале… — Он замолчал, покачал головой: — Они ничего нам не оставили. Несколько имен, несколько ремесел. Какими невежественными они, должно быть, были. Если бы наш Сиа не пришел к ним, они бы погибли.
— Это справедливо по отношению ко всем племенам. Некоторые, например, как Люди Гор с севера, разделились, когда Сиа покинул их. Это привело к очень запутанной истории.
Орион согласился. Он огляделся, затем придвинулся к Сайле поближе.
— Я иногда думаю о том, что мы принимаем за правду. Мы наблюдаем за звездами, потому что знаем: в один из дней гиганты вернутся. Если гиганты смогли добраться до звезд, почему мы не можем летать? Хотя бы через реку? — Выпрямившись, он прочистил горло и нахмурился: — Конечно, я не принадлежу к неверующим. Это просто то, чего я не понимаю. Всем интересно, как же они это делали.
— Конечно. — Сайла была рада, что этот вопрос замялся. Она подумала, что вопросы, подобные этому, приходят в голову не одному лишь Ориону, у нее самой их было в избытке. — Вот почему я этим интересуюсь. Если Церковь узнает легенды всех племен, то, возможно, мы сможем установить связь, родство между некоторыми племенами. Или даже между всем.
Орион снисходительно улыбнулся ей.
— Оставим это Церкви — собирать всех под одну крышу. Это еще более странная мечта, чем летающие люди. И вредная, дитя мое. Скажи людям из Звездочетов, что они как-то связаны с людьми из Длинного Неба, или Соли, или с Хентами, и ты услышишь изъяснения на таком языке, о котором Церкви лучше не знать.
— В следующий раз, когда я буду вытаскивать из мужчины стрелу, приходи; нет таких слов, которых бы я не слышала.
Он усмехнулся.
— А ты обманчива. Как хорошая кожа, мягкая и красивая, но прочная. Гибкая. Я не удивлен, что ты смогла выбраться из Коса. Я бы хотел, чтобы ребенок остался у тебя. Ты бы лучше его воспитала, чем эти идиотки в Доме Церкви.