Странник
Шрифт:
Через пару часов.
Головин поднял взгляд на Грифа, и Сергей Оттович отчетливо увидел, как осунулось, постарело лицо Головина даже за ту неполную четверть часа, что он сидит в этом кабинете. И еще Грифу показалось, что в глубине глаз этого огромного, сильного человека была вовсе не ярость, а смятая, скрученная, спрессованная до размеров крохотного кристаллика тоска – тоска по семье, по дому, по дочери... По жизни. Исключительная воля Головина выжигала эту жизнь.
Только что Головин позвонил двум министрам – внутренних дел и безопасности. Но... Системы
Эту мысль Грифа Головин уловил. Произнес спокойно:
– Только ты не подумай, что я доверяю этим зверькам. Просто хочу подъехать и выяснить степень моего недоверия к каждому из них. – Головин помолчал, добавил:
– Бешеная собака опасна для окружающих, но ее легко просчитать: она бежит прямо на жертву и с клыков ее падает пена. А сумасшедший часто ведет себя совершенно нормально, пока неведомый механизм не включит в нем код уничтожения.
– Головин развел губы, имитируя улыбку. – Кому выгодно сделать меня безумцем, а, Гриф? Кто решил использовать разрушительную силу неуправляемого снаряда «Головин»? И – зачем? Зачем нужен взбесившийся олигарх?
– Вот и я над этим думаю: зачем.
Гриф снова прикрыл набрякшие веки; ему вдруг представилось, что они оба, и Головин, и он сам, словно бегут впотьмах, во влажной и душной ночи, и гонит их обоих призрак безумия, неотвязный и яркий, словно морок.
– О чем загрустил, Гриф?
– Вы читали «Амок» Цвейга, Головин?
– Вряд ли.
– Герой там был одержим навязчивой страстью. И она гнала его к гибели.
– И что?
– Страсть эта была рождена не любовью: ядовитыми испарениями тропиков, тяжкой влажной жарой и пустым временем.
– И – что?
– Порой мне кажется, что кто-то смоделировал подобную ситуацию по отношению к вам. И ко мне. Мы не за тем бежим и не то ищем.
– Я схемник, Гриф. Математик. Все, что ты говоришь, элементарно.
– Но оттого не менее действенно.
– Может быть.
Гриф помолчал, произнес:
– Подумайте, кто вас предал.
Головин растянул губы, обнажив в оскале клыки:
– Не лукавь, Гриф. Предают только свои. У меня нет «своих». У таких, как я, «своих» не бывает. Впрочем, у таких, как ты, – тоже.
Глава 38
Головин с минуту сидел, напряженно уставившись в одну точку. Потом сказал:
– Все, что ты наговорил, любопытно. Но сейчас я слишком взвинчен, чтобы суметь отличить правду от лжи. Тем более ты такой же, как я. Именно потому я хочу знать не то, что ты рассказал, а то, что ты скрыл.
Он кивнул парням; Грифу плотно блокировали руки, из темноты вышел человек с небольшим чемоданчиком и в течение минуты приготовил все необходимое: капельницу, препараты, компьютер, зажимы для пальцев.
– И химия, и детектор... «Почести» как для члена Политбюро тех еще времен, – скривился Гриф.
– Не лукавь, Гриф. И ты и я знаем:
На пальцы Грифа установили зажимы, оператор включил компьютер.
– Ты этим приговариваешь меня, Рамзес.
– Что делать, Гриф. На войне – как на войне. Кстати, мое предложение остается в силе. Подумай.
– Если останется чем.
– Ребята будут аккуратны. Кстати, ты на свою выучку и натренированность не очень-то полагайся. Когда ты ее проходил, таких препаратов еще не было. А кодированную блокаду ты себе вряд ли разрешил поставить. – Головин скривился. – Так что... Постарайся расслабиться и получить удовольствие.
Александр Петрович встал, пошел к выходу и только тогда заметил продолжающего сидеть на стуле Вагина.
– Это что за мебель?
– Помощник, – коротко ответил один из людей Головина. – Доверенное лицо.
– Его тоже прокачайте.
– Есть.
Уже на пороге Головин обернулся, глянул на Грифа двумя кусочками льда:
– Если ты наврал хоть в малом, не обессудь, – повернулся к доктору, бросил коротко:
– Будет в его бреде хоть что-то о Даше, звонить сразу. – Лицо его закаменело, Головин сглотнул сухой, шершавый ком, добавил хрипло:
– Сообщите любую информацию.
Магнат покинул кабинет, следом скрылась свита. Остались . двое помощников и доктор. Он ввел иглу Грифу в вену, плотнее закрепил муфты на пальцах, отрегулировал капельницу, включил секундомер.
– Что за новое снадобье? – спросил Гриф, чувствуя, как горячая волна покатила по телу.
– Люди рассказывают такое, что сами давно забыли. Расслабьтесь. Это совсем не похоже на скополамин и любые его производные.
– Появились хорошие препараты... Такие, что действуют быстро...
– Нам не нужно быстро. Время есть. Нам нужно хорошо.
– Быстро... Очень быстро... Очень...
Гриф говорил, говорил, чувствуя, как сохнет во рту и невнятная радость наполняет все его существо. Он пытался вспомнить уже испытанные им ощущения при действии подобных препаратов, но не вспомнил. Ну что ж, принцип все равно один, нужно просто поплыть по волнам фантазии и увлечь себя ими настолько, чтобы...
Гриф потерял мысль в горячем, влажном, изумительного цвета тумане, что накрыло с головой. Он попытался сосредоточиться и – вспомнил. Да: нужно выдумать себе мир, вжиться в него, и тогда никакой чужой голос не сможет вмешаться в эти грезы, разрушить их, потому что он будет верить в них и только в них..