Странник
Шрифт:
– Теперь за дело. Нажимаем это, это и это. Теперь то. И то. Кажется, все делаю правильно.
Мои пальцы продолжили прыгать по сенсорам и кнопкам, превращая единое целое пространство боевого корабля в отдельно запертые отсеки, в камеры заключения для экипажа. Одновременно блокировалась связь и видеосообщение. Закончив, бросил взгляд на часы, потом на своих пленников. Адмирал все еще сидел на полу с бледным и напряженным лицом. Помощник же пытался встать, опираясь на кресло и одновременно держась за бок.
– Просил же вас не играть в героев. Так нет же… Адмирал, прислушайтесь к моим словам: сдайте корабль.
Адмирал, преодолев боль, медленно встал:
– Нет! Вы мерзавец и убийца! Можете взорвать его! Уничтожить! Можете убить меня, но принудить сдать
– Глупо, адмирал. – С этими словами я включил свой коммуникатор, настроенный на волну «псов», и произнес условный код: – Ату их, псы! Ату!
Пока они оба смотрели на меня как на сумасшедшего, я бросил взгляд поверх них на информационное поле объемного экрана, разбитое на полтора десятка видеоокон, на которых продолжал идти показ внутренних помещений челнока. Я не знал, откуда появятся «псы», так же, как не знал, схватит ли камера слежения момент их появления, но мне повезло: не успела появиться картинка с очередной коридорной развилкой, как в потолке открылся люк.
«Началось!» Сердце на какую-то долю секунды замерло, чтобы потом застучать быстро и часто. Я бросил взгляд на пленников.
– Хватит таращиться на меня, господа. Лучше смотрите на экраны. Наслаждайтесь спектаклем, благо билеты у вас в первом ряду.
В моем голосе, видно, слышалось нечто такое, что заставило их повернуться и успеть увидеть первую пролившуюся кровь в начавшейся схватке за линкор. Первыми жертвами стали два солдата абордажной команды, выскочившие из-за угла. Миг растерянности стал для них смертельным. Командир без замаха метнул нож, затем, почти одновременно, – второй. Первый клинок вонзился в глаз солдата, уйдя почти на всю глубину. Лезвие другого ножа вошло в горло второму патрульному. Пока первый солдат медленно оседал, скользя спиной по переборке, ко второму ринулся Макс, сумев подхватить его в последнюю секунду. Положив тело, Макс замер, прислушиваясь, после чего заглянул за угол. Жест рукой. «Путь свободен».
Один за другим спрыгивая из люка и тут же сбиваясь в группы-стаи, «псы» стремительно растекались по всем направлениям. Неожиданность дала натасканным на убийство наемникам большую фору. Смерть бесшумной поступью прошлась по коридорам челнока, собирая кровавую жатву. Но вот прогремел выстрел, затем прогрохотала очередь, за ней другая. Шум пальбы то звучал залпами, то дробился на отдельные выстрелы или одиночные очереди. Дополняя звуки войны, бился неумолкаемый человеческий вопль, рвущийся из десятков глоток злобных и озверевших от крови людей.
Звездная пехота сражалась умело и отчаянно, но не в полную силу, рассчитывая на помощь линкора, наемники же знали, что они смертники, поэтому рвали чужие глотки, как самые настоящие псы. Им хватило девяти минут, чтобы покончить со Звездной пехотой. Правда, не полностью. Четверо солдат, сумев забаррикадироваться в одном из технических отсеков, продолжали отбиваться с отчаянием обреченных, о чем свидетельствовали лежащие перед баррикадой трупы трех «псов». Подходы к отсеку были заблокированы группами наемников. Рядом с одной из них на картинке я увидел командира, дающего последние наставления готовящимся штурмовать последний очаг сопротивления. Только я попытался предположить, как будут развиваться события, включилась внутренняя камера забаррикадированного отсека. С каким-то жадным любопытством я стал вглядываться в лица солдат, которым было суждено умереть через несколько минут. Прав оказался в свое время Макс: мое отношение к смерти изменилось. Нет, она не стала для меня обыденностью, но и чем-то особенным быть перестала. Глядя в лицо одного из смертников с лейтенантскими нашивками, я испытывал лишь легкую жалость. Совсем молодой парень.
«Ты труп, парень, только еще не осознаешь этого, – подумал я, бросая злой взгляд на адмирала. – И все благодаря твоему тупому адмиралу».
А с адмиралом происходило явно что-то неладное. Лицо как-то болезненно напряглось и застыло, превратившись в гипсовую маску. Я не видел выражения его глаз, но они явно были прикованы к лицу лейтенанта.
«В чем дело?»
Вопрос еще только успел сформироваться, как ответ уже пришел. Он заключался в сдавленном стоне, вырвавшемся из горла адмирала. Нескольких секунд хватило на принятие решения, несколько больше времени ушло на то, чтобы успокоить свою совесть.
– Командир, останови атаку, – проговорил я в коммуникатор.
– В чем дело, сержант?
На одной из картинок было видно, как несколько бойцов, только что начавших движение под защитой из трех переносных силовых щитов, неожиданно замерли в недоумении.
– Командир, этих солдат… – я говорил, одновременно вглядываясь в профили двух парней, напряженно замерших с начала моего разговора с командиром.
Они ждали и надеялись, веря и не веря одновременно в то, что может произойти. Я намеренно затягивал паузу. Наконец адмирал не выдержал, повернул ко мне голову. Его лицо было настолько искажено душевной болью и ненавистью, что на какой-то миг я даже испугался. Но не Савиньи, а самого себя, того садиста и убийцу, которого сейчас изображал перед адмиралом.
– …надо взять живыми. Адмиралу мало просто крови. Он жаждет зрелищ! Как насчет вспоротого живота или выколотых глаз, а, адмирал?
Командующий флотом и его заместитель, до этого еще державшие себя в руках, после моих слов как-то сразу обмякли, сгорбились, мгновенно превратившись в стариков.
– Это возможно, командир?
– Раз хочет, значит, получит, – зло отчеканил командир и отдал приказ к атаке.
«Псы» атаковали быстро, молча, решительно, но, даже несмотря на жесткий приказ Жано, в живых повезло остаться только двоим: лейтенанту и рядовому. Не успели они понять, что проиграли, как оказались раздетыми догола и распятыми на переборках. Озверевшие от пролитой крови наемники столпились вокруг них, сдерживаемые только железной волей Жано. Правда, была еще одна причина, заставлявшая их оставаться на месте. Между ними и жертвами стоял Макс. Неофициальный палач. Не знаю, что видели несчастные в глазах Макса, но, судя по выражению ужаса на лицах бедняг, мне нетрудно было представить холодную, резиновую улыбку на его губах и мертвые глаза. Я знал, почему он не начинает. Он ждал моего слова. Я был противен самому себе, но дороги назад уже не было, к тому же распаленная толпа наемников могла в любой момент выйти из-под контроля.
– Солдата.
Слово камнем упало на сердце, мерзко стало на душе. Макс сделал шаг к назначенной жертве. Солдат, поняв, что выбрали его, начал дико кричать и дергаться, не обращая внимания на боль в вывернутых руках. В ответ раздался звериный рев жаждущих крови наемников.
– Ну что, адмирал, будем смотреть дальше?
Тот словно не услышал моего вопроса, продолжая смотреть на экран. Ни один мускул не дрогнул у него на лице. Вскоре мольбы и крики солдата слились в сплошной вой, уже не принадлежавший человеку. Я мог не смотреть, но не мог заткнуть уши. Когда крик перешел в пронзительный животный визг, а затем неожиданно оборвался, я понял, что меня бьет нервная дрожь. Мысли скрутились в жесткий клубок, это схлестнулись в схватке совесть и разум. Борьба с самим собой заставила меня на какие-то мгновения выпасть из окружающего мира, и тут закричал Савиньи. Быстрый взгляд на видеоокно. Макс, залитый кровью и поигрывавший ножом, теперь стоял перед лейтенантом. При виде этой картины у меня похолодело в груди. Отведя глаза, увидел, как командующий пытается встать с кресла. Не сумел удержаться на подгибающихся ногах и рухнул обратно. Вице-адмиралу было не лучше, судя по белому как мел лицу и рукам, мелко подрагивающим на подлокотниках кресла.
«Как бы не перегнуть палку…»
Но додумать мысль мне не дал неловкий жест адмирала. Неужели сломался?! Тот снова поднял дрожащую руку, явно привлекая мое внимание, затем махнул ею в сторону экрана.
– Что это значит, адмирал? Продолжить? Или прекратить?
– Остановите, – адмирала говорил хрипло и прерывисто. – Прошу вас, остановите. Это мой… внук.
– Где ты был раньше, адмирал?! Где?!! За что умирали эти парни, чьи-то сыновья и внуки?! Твоя гордость обошлась в сорок жизней!! Как тебя понять?!!