Странник
Шрифт:
— И я тебя люблю, моя радость. Больше всех на свете, — прошептал он.
Они сели на кровать и принялись за завтрак. Поднос стоял между ними, Джим подносил вилкой кусочки ко рту Фалкона, а Фалкон кормил его. Сейчас, при свете, Джиму был лучше виден его шрам, припухший и багровый, с неровными стежками шва — одним словом, ужасный, но Джим не смел отвести глаз от его лица. Всё затмевал любящий взгляд Фалкона, и Джим старался смотреть только ему в глаза. Краем глаза он вдруг заметил, что кто-то стоял на лоджии за стеклянной дверью. Вздрогнув, он посмотрел туда и обмер, увидев Раданайта.
— Что такое, детка? — спросил Фалкон. — Кого ты там увидел?
— Раданайт, — пробормотал Джим. — Он нас видел.
— И что? — улыбнулся Фалкон. — Что он мог увидеть? Что мы завтракаем вместе, только и всего. Кстати, это хорошо, что он уже ушёл.
Фалкон наклонился вперёд и поцеловал Джима. Джим содрогнулся, увидев шрам так близко. Видимо, Фалкон что-то увидел в его глазах, потому что его взгляд помрачнел.
— Наверно, зря я снял маску, — сказал он.
Он встал, подошёл к окну и стал смотреть на отцветающий куст аммории на лоджии. Джим обнял его, прижавшись к его спине.
— Фалкон, всё хорошо… Я тебя очень, очень, очень люблю.
Он обошёл Фалкона и встал перед ним, приподнялся на цыпочки и стал тихонько целовать бугристый шов. Фалкон чуть отвернул лицо.
— Не надо, Джим… Нет.
— Что, я делаю тебе больно? — испугался Джим.
— Нет, нет, ну что ты. — Фалкон повернул к нему лицо той стороной, с которой шов был заметен меньше. — Твои губки скорее исцелят любую боль, нежели могут её причинить… Дело не в этом.
— А в чём? — Джим настойчиво заглядывал ему в лицо.
Фалкон всё-таки взглянул на него прямо. Его брови были угрюмо сдвинуты.
— Вряд ли это приятно тебе.
— Ах, глупый. — Вздохнув, Джим взял его лицо в свои ладони и поцеловал морщинки между нахмуренными бровями. — Не говори такой ерунды, а то я рассержусь.
Брови Фалкона расправились, взгляд прояснился.
— Только не сердись, любовь моя, — улыбнулся он.
Они снова обнялись — крепко, так что едва могли дышать. Обхватывая Фалкона руками и прижимаясь к нему всем телом, Джим проговорил:
— Ах, как же ты всё-таки смог одолеть его? Он же такое ужасное чудище! Он был такой высоченный, и у него были такие мускулы…
— А у меня есть ещё и немного мозгов, — сказал Фалкон с чуть приметной усмешкой.
На следующее утро была консультация у пластического хирурга. В больницу Фалкону нужно было приехать за сутки до операции, и Джим с Криаром его проводили, а лорд Райвенн не мог присутствовать: он уехал по срочным делам на три дня. Они встретились с доктором Хеоксом, высоким блондином с сиреневыми глазами, которому на вид можно было дать лет двадцать восемь (кто знает, сколько ему было на самом деле). Он проводил их в свой кабинет и всё объяснил.
— Ваш случай не самый тяжёлый. Порез глубок, и шов был наложен непрофессионально, но всё это поправимо. Плюс в том, что рана свежая и не успела зарубцеваться, а это значит, что ткани воспримут регенерационное воздействие хорошо — лучше, чем рубцовая ткань. Уже после операции шрам будет практически незаметен, а по прошествии двух-трёх месяцев он вообще изгладится, как будто его и не было.
— Сколько мне предстоит валяться на больничной койке? — спросил Фалкон.
— Всего около трёх дней. На третий день мы снимем повязку, и если результат будет именно тот, какого мы ожидали, вы сможете отправиться домой. Операция завтра в восемь утра.
Джим спросил:
— Мне можно будет находиться рядом с ним после того, как всё будет сделано?
— Не только можно, но и нужно, — улыбнулся доктор Хеокс.
Подумав, Джим спросил:
— А возможно, чтобы я был рядом и во время самой операции?
— В принципе, возможно, — ответил доктор Хеокс. — Вы этого действительно хотите?
— Да, — без колебаний ответил Джим.
— Хорошо, как вам будет угодно.
— А домашнюю еду для господина Фалкона можно будет приносить? — спросил Криар.
— Это не возбраняется, — ответил доктор. — У нас кормят тоже неплохо, но можете кормить его сами. Это на ваше усмотрение.
На следующее утро Криар разбудил Джима не в семь, как обычно, а в полшестого. Было ещё темно, и стоял густой туман; пока Джим торопливо приводил себя в порядок, Криар собирал в пластиковую корзину еду, фрукты, воду и сок для Фалкона. Позавтракать Джим успел лишь весьма условно.
Они прибыли в больницу без пятнадцати восемь. Фалкон был ещё в палате — белой, идеально чистой комнате с подогреваемым полом и большим треугольным окном в полстены.
— Мы принесли вам поесть, господин Фалкон, — сказал Криар, ставя корзину на столик возле кровати.
— Сейчас мне ничего нельзя есть, — сказал Фалкон. — Но после, я думаю, будет можно. Они не кормили меня со вчерашнего дня, так что я уже страшно голоден. Не беспокойся, Криар, потом я всё это съем. Не мог бы ты на минутку выйти? Мне нужно кое-что сказать Джиму наедине.
Дворецкий понимающе улыбнулся уголками губ. Он покинул палату, и Фалкон притянул Джима к себе.
— Есть перед операцией мне нельзя, но целоваться, я думаю, можно. Иди ко мне, детка.
Их долгий поцелуй прервал альтерианец в белой спецодежде и обуви. За собой он втащил что-то вроде каталки, но без колёсиков: она парила в воздухе, ни на что не опираясь.
— Прошу прощения, — улыбнулся он. — Вынужден нарушить ваше уединение: доктор Хеокс ждёт вас в операционной. Ложитесь сюда, пожалуйста.