Странник
Шрифт:
– Объявить на весь мир, что мы у себя дома не можем сохранять имперскую законность и порядок?! Да я тебя расстреляю! – заорал фюрер.
– Да ты что? Ты что?.. – замямлил растерянно министр.
– Вста-ать! – голос фюрера, поднимающегося со стула, сорвался на истерический жестяной визг.
Мидовец вскочил и вытянулся по стойке «смирно», с ужасом глядя на то, как вождь выдергивает из кобуры свой старый, но проверенный «люгер». Трофейный, от деда.
– Пшел вон отсюда, пока я не продырявил твою башку!
Министр иностранных дел быстро, как мог, на ватных от страха ногах развернулся и засеменил к выходу. Когда за ним захлопнулась дверь,
– А не пойдет ли он сейчас от страха прямиком в команду сторонников Ганса? – тихо проговорил гауляйтер.
– Догони его, и в профилакторий на карантин, до особого распоряжения, – приказал ему фюрер.
– Так точно! – Гауляйтер бросился догонять проштрафившегося министра.
– Ну, все-таки что делать-то? – тихо, словно самому себе, произнес министр пропаганды.
– Может, пока Ганс там разглагольствует на митинге, снимем его снайпером? – предложил Гейдрих.
– И тогда это быдло точно начнет крушить все вокруг, – покачал головой фюрер. – Начнется революция.
– А если выйти и сказать, что мы с ним согласны, если предложить ему пост в имперской канцелярии?
– Я уже думал об этом. Во-первых, после того как мы отдали его на растерзание Топору, Ганс не захочет иметь с нами дело. Во-вторых, если мы согласимся с ним, значит, согласимся и с тем, что надо немедленно начать войну. А мы не готовы. Это дикая авантюра!
– Но может, мы убедим его повременить? – развел руками министр пропаганды.
– Убедить? Да он одержим! Он безумец! – заговорил Гейдрих. – Ганс всегда был слизняком! Кто вообще о нем знал? Все удивлялись, как он штурмовиком-то стал. И вдруг он собирает толпу, осмеливается бросить вызов…
– И не кому-нибудь! Мне! – поддержал фюрер. – Всему нашему укладу! Нашему порядку! Великому Рейху, который мы – мы! – строили своими руками!
– А сами вы что предлагаете, мой фюрер? – подал наконец голос до того молчавший комендант Тверской.
– Если бы я знал, я бы собрал вас здесь, бездельники чертовы?!
Дверь приоткрылась, и появился эсэсовец из личной охраны фюрера.
– Разрешите? Пограничники сообщили, что с поверхности пришли сталкеры. Двое.
– И что?! – взвизгнул фюрер.
– Есть указание о прибытии всех сталкеров сообщать коменданту и бригаденштурмфюреру лично.
– Как их имена? – спросил Гейдрих.
– Сергей этот… Маковецкий, что ли. И контуженый с ним какой-то.
– Почему доклад нечеткий?! – еще громче проскрежетал фюрер.
– Прошу прощения! – Охранник вытянулся. – Но на посту их встретил Череп. Вы же знаете, он тупой осел.
– Говоришь, фамилия сталкера Маковецкий? – Гейдрих поморщился. – А ты ничего не путаешь? Это интеллигентик, вроде режиссер такой был… Или черт его знает…
– Кличка у него, – припомнил эсэсовец. – Не то Бумажкин, не то…
– Бумажник! – поспешил вставить комендант Тверской. – Маломальский его фамилия.
– И что ему надо? – теряя терпение, спросил фюрер. – Какого черта мы столько времени говорим о гастарбайтерах?!
– На них мутанты напали… Согласно межстанционному договору о статусе сталкеров просят прохода в туннели.
В комнату протиснулся усатый гауляйтер с прозрачными глазами. Костяшки его кулаков были разбиты – видимо, министр иностранных дел не слишком хотел в карантин и его пришлось уговаривать.
– Бумажник! – промокая кулаки грязным носовым платком, подтвердил он. – Мы с ним знакомы. Он выполняет иногда заказы… На книги.
– Может, он
– Может, – выпуская пар, вытер лоб платком фюрер. – Перерыв совещания! Обо всех изменениях ситуации с Гансом докладывать немедленно. Станцию держать в оцеплении, но пока ничего не предпринимать. Волк! – обратился он к гауляйтеру.
– Слушаю! – Усатый вытянулся во фрунт.
– Разберись со сталкерами и доложи.
Гауляйтер вскинул руку и убрался из кабинета. Фюрер остался один.
Неужели психопат-одиночка может в одночасье разрушить все то, что он создавал, выстраивал долгие годы? Неужели может поставить под угрозу грандиозные планы будущей экспансии?!
Больше всего фюрер опасался того, что к Гансу мог примкнуть кто-то из старших чинов тайного ордена «Анненербе». Они были посвящены в поиски «Метро-2»: тайных бункеров, военных комплексов, хранилищ оружия, стратегических запасов пищи, медикаментов и спецпрепаратов – всего того, что нужно было для выживания хозяев страны в случае атомной катастрофы. Именно «Анненербе» вела поиски бронированных вездеходов, разработанных специально для условий постъядерного мира и, по некоторым сведениям, законсервированных где-то в этих бункерах. Получить в распоряжение такие машины означало не только получить власть над поверхностью, но и возможность установления диктатуры в метро. А затем – великий поход. Где то там, в окрестностях бывшего Кенигсберга, и по сей день, наверное, таились подземные города Третьего рейха, которые посещал еще сам Адольф. Легенды гласили, что по сравнению с подземным миром настоящего Рейха Московское метро было лишь кротовой норой. И было уже давно неважно, видел ли кто-то этот таинственный и легендарный мир. Главное, что в него верили. И фюрер, когда-то служивший в тех краях, побывав на одном случайно обнаруженном объекте – второстепенном хранилище боеприпасов, – был так поражен его масштабами, что понял: это всего лишь малая толика того, что скрыто под толщей бывших прусских земель. Фюрер думал, что люди там не выжили – Калининградской области тогда здорово досталось. С другой стороны, близость морских вод и частые сильные ветра могли быстрее сгладить последствия ударов оружия массового поражения. А если кто и спрятался в подземельях Восточной Пруссии, то их скорее всего мало, и поработить их не составит большого труда. Фюрер давно грезил идеей колонизации тех подземелий и создания там новой Швабии, базы-цитадели 211, о которой, согласно преданиям, мечтали еще Гитлер и его соратники почти век назад. Центра возрождения и экспансии высшей расы. И скрытые под той землей запасники министерства обороны, наверняка до сих пор хранившие тысячи эшелонов боеприпасов и оружия для активного участия в мировом Армагеддоне, были бы тому лучшим подспорьем.
Сейчас все эти планы вдруг показались фюреру смешными, детскими, наивными. Усидеть бы на троне. Да что там! Спасти бы шкуру!
Странный шум, доносившийся через межстанционный переход, было слышно даже в этом темном коридоре за железной дверью. Казалось, там проходит митинг. Маломальский не удивлялся: на тех станциях, где во главу угла ставилось не бессмысленное царапанье за жизнь, а идеология, собрания и манифестации были обычным делом. Не хлебом же единым им жить! А когда есть идея, людям можно и жрать давать поменьше – просто выводи их время от времени на плац и докармливай обещаниями.