Странник

День Зеленой Травы, Год Змея (1359 по летоисчислению долин).

Руку стиснула мясистая ладонь, сомкнув пальцы на его дрожащей конечности.

— Ты будешь держать рот на замке, малыш, — прогремел Бильгрен, — или я врежу тебе кулаком, а потом надаю сапогом по заднице.

— Действительно, — раздалось бархатистое шипение Торлика. — Ты не расскажешь никому про эту ночь, внебрачный сыночек, а не то я сделаю тебя своим новым любимцем, мой милый.

Мерис резко встряхнул темными кудрями.

Раньше бастард встретил бы их угрозы холодным напоминанием о наказании, которое последует, вздумай они перечить отцу, но в этот раз он просто не мог.

Только не после этой ночи.

— Я н-не скажу! — пообещал он. — Во имя всех богов на небесах!

— Убирайтесь, — буркнул Дрекс со своего места в противоположной стороне комнаты. Струйка дурно пахнущего дыма сочилась у него изо рта, где, как крюк, засела большая курительная трубка. — Не видите, что парень и так достаточно напуган?

Сделав грациозный жест, Торлик со вздохом ушел, а Бильгрен сильнее сжал ладонь, оставляя следы на руке Мериса, и только потом убрался из комнаты, остановившись лишь чтобы забрать прислоненный к стене грозный меч-цеп. Мериса всегда пугал этот клинок — меч с тяжелым цепом, крепившимся к оголовью — и он испытал облегчение от того, что оружие и его хозяин покинули комнату.

Мерис остался наедине с Дрексом, и это немного успокоило десятилетнего мальчика. Дрекс Краснобород приходился ему почти что дядей, и был человеком, усыновившим большую часть своих бастардов. Видимо, по этой причине незаконнорожденный сын Дарена Грейта [1] испытывал к нему симпатию. Дрекс даже обучал его основам боя с топором вдобавок ко владению мечом. Конечно, он…

— Сэр Краснобород, мой отец ска… — начал Мерис, но тут же замер, заметив в глазах Дрекса проблеск гнева. Мальчик видел, что тот был в бешенстве из-за событий прошлой ночи. Абсолютная и беспощадная жестокость разозлила его так же сильно, как напугала Мериса.

Дрекс выпустил толстое неровное кольцо дыма и вытащил трубку изо рта. Дым сделал потолок особняка Грейтов чернее лишь чуть-чуть.

— У твоего отца хватает проблем посерьезнее, — произнес лесоруб. — Гараск, твой дед, был убийцей, а?

Мерис содрогнулся. Он вспомнил детей, которых видел в подвале Гараска, высохших и почерневших до неузнаваемости.

— Просто иди в постель, парень, — сказал Дрекс. Он провел точильным камнем по лезвию своего топора, на котором — увидел Мерис — все еще оставалась кровь. — Я поговорю с Дареном, когда он вернется.

Мерис кивнул. Его била дрожь, и он растер руки ладонями.

— К-куда он пошел? Я-я-я хотел… хотел…

Что же он хотел? Он уже не сможет смотреть на отца по-прежнему, только не после прошлой ночи. Все эти дети… Разве кто-то может увидеть такой ужас в столь юном возрасте? Мерис чувствовал себя так, будто за одну ночь постарел, а его коленки все еще дрожали.

— У Дарена есть над чем подумать, — сказал ему Дрекс. — Попробуй зарезать собственного отца и расскажи мне, каково это… Неважно,

что там с ним случилось, но это нелегко. Иди в кровать.

— Н-но…

— В кровать! Или мне тебя силком тащить? — он с угрозой взялся за топор.

Мерису не нужно было повторять дважды.

Когда он шел через зал в свою комнату, в семейном особняке Грейтов было холодно. Прежде каждый раз, глядя на яркие гобелены, изображавшие охоту и славные победы, глядя на стойки с доспехами, на скульптуры фантастических зверей и на позолоченное оружие героев, Мерис испытывал теплоту и гордость.

Теперь весь огонь ушел из этого дома. События этой ночи открыли ему глаза. В мире, где происходили такие ужасы, героизм казался глупой и устаревшей идеей.

И еще раз Мерис попытался отвлечься от тяжелых мыслей. Хоть причиной и был не он, но мальчик чувствовал себя виноватым и запятнанным лишь потому, что оказался свидетелем.

На полпути через зал Мерис услышал горестный стон из других покоев, комнаты, о которой он знал весьма приблизительно, потому что никогда не ходил мимо нее. Стон перешел в безумные рыдания, и Мерис расслышал низкий успокаивающий голос отца. Мелодичная речь Дарена Грейта заставила мальчика подойти ближе, и он стал слушать возле ненавистной двери.

Это была дверь в покои нынешней супруги Грейта, Льеты Дочери Эльфов.

Мерис никогда не любил Льету. Наполовину эльфийка, считавшаяся первой красавицей в Куэрварре, всегда была главным объектом любви Грейта, даже во времена его ранних связей и интрижек. Она затмила мать Мериса — которую тот никогда не знал, но все равно любил — и за это он ненавидел Льету.

Хотя ее горю он мог посочувствовать. Не каждый день теряешь ребенка. Если она хочет страдать, да будет так. В этом он не станет ее винить.

На самом деле, это было даже приятно, потому что успокаивало Мериса. Он плыл в ее горе, будто бревно в океане, и погружение в чужую боль позволяло ему не чувствовать собственной.

Мерис уже собирался уходить, когда дверь в комнату Льеты резко распахнулась, отбросив его на пол. В дверном проеме, подсвеченная сзади лампой, стояла фигура нового Лорда Певца Куэрварра — Дарена Грейта. Нового, потому что старый — отец Дарена — погиб от его клинка прошлой ночью.

Глянув вверх, Мерис не смог сдержать восхищения отцом. Пышные волосы, идеальные черты загорелого лица — Грейт был одним из самых красивых мужчин в Куэрварре, если не на всем Севере. Его голос был не менее красив — результат долгих лет, проведенных в роли странствующего барда. И он пел при дворах королей, королев, эльфийских правителей, дворфских принцев. Грейта окружал необъяснимый шарм; Мерис никогда не встречал кого-либо настолько же притягательного, красивого и образованного, как его отец.

Но на взгляд в зеркало это было непохоже. Темные кудри Мерис унаследовал от матери, как и смуглый цвет кожи, но если его лицо и несло отпечаток красоты Дарена, то задумчивый голос не подходил для пения, а короткие пальцы — для игры на струнах. Да и таланта в обращении с клинком, свойственного отцу, он пока не показал — хотя Дрекс питал большие надежды относительно Мериса.

— Что такое? — спросил отец.

— Я, э-э, я просто…

— В любом случае я занят. Иди в кровать и не беспокой нас больше, — Грейт захлопнул дверь.