Странники войны
Шрифт:
— Природа не придумала для вас двойника, Фройнштаг. Она попросту не способна на это. Дважды сотворить такое чудо природы не в состоянии даже природа.
55
Подбежав к углу сарая, за которым уже стояли Арзамасцев и Звездослав, Андрей увидел, что водитель успел набрать воды и не спеша идет по тропинке, мимо того места, где они все трое притаились.
— Оставайтесь здесь. В случае чего — прикроете, — прошептал Беркут. — Не вздумайте стрелять.
—
— Не понял, а «есть, товарищ лейтенант», — жестко уточнил Андрей, приведя обоих в изумление и, захватив автомат за ствол, спокойно вышел на тропинку.
— Ты ее пробовал, хорошая вода?
— Болотная. Как и везде в этой дрянной стране, — ответил водитель, перехватывая ведро из левой руки в правую. — Во всех колодцах отдает тиной.
— Все-таки нет воды лучше, чем в Баварии.
— В Баварии не был, не пробовал. Но для радиатора сойдет. Хоть баварская, хоть польская. Где обер-лейтенант?
— У дома.
— Он уже договорился? Остановимся здесь? Что это там за шум доносился?
— Он ждет оберштурмбаннфюрера. Наводит порядок. Дом большой, места всем хватит. Сколько вас? — Беркут остановился на тропе, прямо перед водителем и, забросив автомат за плечо, бесцеремонно отобрал у него ведро.
— Оно же грязное, — успел предупредить водитель, считая, что он хочет напиться. — Вот фляга. Я набрал.
— Сколько вас там, в машине? — снова спросил Андрей, все еще не выпуская из рук ведро.
— Пятеро. Четверо из полевой жандармерии и тот чертов поляк.
— Какой еще поляк?
— Да арестовали тут одного. За связь с партизанами. Вначале обер-лейтенант хотел было везти его в город и сдать гестапо. Но затем решил повесить где-нибудь здесь. Дело в том, что поляк пытался бежать и набросился на обер-лейтенанта, вот он и пообещал, что расправится с ним в первом же селе. А обер — человек слова...
— То есть обер-лейтенант наведывался во двор, чтобы раздобыть кусок веревки? Божественно.
— А заодно и передохнуть. Ночью нас обстреляли партизаны. Пришлось до утра просидеть между двумя сараями и стогом сена, с автоматами в обнимку. Только утром решились уехать из этого проклятого села.
— Но поляк-то откуда взялся?
— Так ведь он и есть хозяин хутора, возле которого нас обстреля-ли. А раз у его хутора стреляли, пусть поболтается на веревке. Вот за что мне нравится война — так это за то, что на ней подобные суды вершатся очень просто. А ведь до войны я сидел в тюрьме именно из-за поляков, только за то, что пропорол одного из них ножом. Разве не обидно?
— Еще как!
Голова водителя была на уровне груди Беркута. Он задрал ее, и бескровные потрескавшиеся губы растянулись в неприятной, уже старческой какой-то улыбке.
— Что ни говори, а на войне убить поляка — одно удовольствие. И никакого тебе суда, — сказал Беркут, осенив Немца своей жесткой, хладнокровной улыбкой. И вдруг, неожиданно для самого себя, поднял ведро и, обливая водителя водой, с силой йапялил его ему на голову На какое-то мгновение немец буквально захлебнулся, и этого было достаточно, чтобы сорвать у него с плеча автомат и выхватить у себя из-за голенища трофейный нож, о котором там, во дворе, просто-напросто забыл.
— Последний? — с надеждой спросил Арзамасцев, когда Беркут вновь оказался за углом сарая. И лейтенант заметил, что ефрейтора бьет озноб, словно он стрит раздетый на осеннем ветру
— Если не считать тех четверых, которые остались возле машины. Что, нервы сдают?
— Мы могли спокойно уйти в лес, — осипшим голосом проговорил Кирилл, поглядывая, как, все еще с ведром на голове, корчится в судорогах водитель.
— Эмоции оставь на потом. Это Кодур? — кивнул лейтенант в сторону бегущего к ним боевика. Того самого, который вошел во двор вместе со Звездославом.
— Он, — вполголоса подтвердил Звездослав.
— Ну и божественно. Неплохая у нас получилась встреча? А, как считаешь? — спросил он командира партизан, когда тот, пригибаясь, словно бежал под пулями, заскочил в их укрытие.
— И поговорить не дадут, холера краковска... — Кодур подал кому-то невидимому отсюда знак рукой, и к ним, точно так же пригибаясь, перебежало еще двое боевиков в изрядно потрепанных мундирах польской армии, только без знаков различия. — Где остальные? — резко спросил их Кодур.
— Убитых Гансов в лес понесли. Вместе со стариком и девкой, — ответил тот, что был помоложе, парень лет двадцати пяти, с длинными пшеничными усами.
— А вы унесите этого. Только быстро, — приказал им Беркут, передавая автомат и патроны водителя Звездославу.
Боевики вопросительно посмотрели на Кодура. И хотя он почти никак не отреагировал на их молчаливый вопрос, по едва уловимому выражению лица поняли: нужно выполнять.
Пока партизаны уносили немца, Андрей коротко пересказал Ко-дуру и Звездославу все, что удалось узнать от водителя. При упоминании о пленном поляке те многозначительно переглянулись.
— Похоже, что это они Зданиша прихватили, поляка с Огневско-го хутора, — объяснил Кодур, сплевывая и отводя взгляд. — Пусть бы сначала немцы повесили его, а потом мы бы уже и с ними разобрались.
— Но ведь он неплохо принимал нас, — несмело возразил Звез-дослав.
— Все равно, Корбач, все равно, — раздраженно помотал головой Кодур. — Одним поляком было бы меньше.
— Послушайте, вы, красавцы, нападение на немцев у его хутора — ваша работа? — строго спросил их Беркут.
— Наша, конечно, — спокойно признался Кодур.