Странники войны
Шрифт:
— Почему же, провозглашение меня императором уже воспринято и оценено...
— Это полпути к цели. Поверьте мне, старому интригану.
Появились сразу три эсэсовца-официанта с бутылками шампанского на подносах. И Скорцени, и Розенберга это приятно удивило. В прошлый раз до шампанского дошло только после тайного совета.
— Вы опять неправы, господин рейхсминистр, — молвил. Скорцени, наблюдая за их стараниями. Розенберг молча вопросительно проследил за его взглядом. —...Считая, что в замке «Вебельсберг» ничто не подвержено изменениям и новым веяниям.
— В каком-то смысле — да. Однако не стремитесь хоронить идею Франконии, — вдруг решительно покачал головой Розенберг — один из ранних идеологов германского национал-социализма. — Не спешите с отпеванием.
— Разве я поторопился с этим? Извините, не заметил.
— Что вас смущает? Успехи большевиков на Восточном фронте? Как и вы, штурмбаннфюрер, Сталин вряд ли догадывается, что крах германского рейха почти автоматически повлечет за собой и крах рейха коммунистического. Наши системы, наши взгляды, идеологические фетиши, пропагандистские приемы, равно как и способы истребления внутренних врагов, настолько близки, что аналогии не заметит разве что умственно незрячий.
15
Двери, в которых они ожидали увидеть фюрера, распахнулись, но вместо Гитлера возник неизвестный для многих генерал СС — приземистый, широкоплечий, со старательно выбритыми остатками волос на огромной шлемообразной голове. В облике генерала просматривалось нечто такое, что безошибочно роднило его с любым из рода Чингисидов. И даже торжественно уложенная на изгиб левой руки фуражка с невообразимо высокой тульей и новый ослепительно черный мундир не развеивали его придворно-азиатского шарма.
— А ведь только вчера произведен в бригаденфюреры, — сквозь стиснутые зубы, подчеркивая, что сказанное адресовано только Скорцени, прокомментировал появление этого арии-азиата Розенберг. И даже не пытался скрыть сквозящей в его словах зависти.
— Первое представление фюреру?
— В известном смысле. Хотя, с другой стороны, в «Вебельсберге»? С какой стати? За какие такие особые заслуги? Впрочем, из подполковников — прямо в генералы... Часто случается такое в войсках СС?
Скорцени красноречиво промолчал. Что бы там ни говорили о взлете фон Риттера, он, шеф диверсантов, оставался всего лишь майором. Исходить следовало из этого.
— Еще три дня назад оберштурмбаннфюрер Рудольф фон Риттер всего лишь командовал батальоном СС, расквартированным где-то в Польше, в судетских предгорьях, по ту сторону Эльбы.
— Польские тылы сейчас поопаснее русской передовой, — иронично поиграл пепельными шрамами Скорцени.
— Вам приходилось когда-нибудь иметь с ним дело?
— Никогда.
— Случайные встречи?
— У меня неплохая память на лица.
— Не сомневаюсь. Как не сомневаюсь и в том, что отныне вам придется встречаться с ним намного чаще, чем это позволяет прусско-аристократический характер барона фон Риттера. Не зря прежде, чем явиться СС-народу, фюрер встретился только с одним-единственным генералом. По «чистой случайности»... — только сейчас Розенберг перевел взгляд на скромно отошедшего к широкому старинному камину счастливчика. До сих пор он говорил, даже мельком не взглянув на Риттера. Какое-то время Скорцени показалось, что и сам выход новоиспеченного бригаденфюрера на поклон публике полуотставной философ рейха [40] увидел взглядом ясновидца. — Исключительно по «чистой случайности» оказался именно фон Риттер.
40
К тому времени рейхсминистр Альфред Розенберг уже действительно не пользовался никаким особым авторитетом у фюрера ни как политик, ни как идеолог. Лишь изредка в ставке фюрера прибегали к его услугам как «специалиста по русскому вопросу».
— Вам известно намного больше того, что вы только что сообщили мне, — поддался Отто искушению любопытством. Все же ему куда приятнее было разговаривать со стариной Хауссером: «Я, старый солдат, понимаю это так...» И сразу все становится ясно.
— Не более сказанного. Очередная попытка предвидения. Как ни странно, в последнее время я все больше предаюсь сатанинскому соблазну если не предвидеть, то хотя бы предугадать.
— Оказывается, это не одно и то же?
— Не одно. Разные глубины интуиции. Вам, диверсанту, это должно быть понятно.
— Напрягусь, господин рейхсминистр.
Однако мы не совсем удачно прервали наш сократовско-соломоновский диалог как раз на победах русских.
Возвращаться к этой теме Скорцени не хотелось. Только поэтому, чтобы слегка досадить Розенбергу, он пустился в легкие рассуждения по поводу присущей основной массе русских анархической жилки и невежественной полуинтеллигентской лени.
— По крайней мере теперь мне доподлинно известно, что все беды русских были предопределены несколько веков назад, «фатальным смешением крови» [41] , случившимся в результате татаро-монгольского нашествия. И что дегенеративная расовая неполноценность России прямо проистекает из космогонической борьбы азиатского и европейского характеров — несовместимых начал в характере русской нации.
41
Здесь используются фрагменты из «постулатов» А. Розенберга.
— Двух слов ваших было вполне достаточно, чтобы убедить меня, что более проницательного почитателя моих залежавшихся трудов, нежели вы, в современном рейхе попросту не существует, — полуобиженно удлинилось лицо Розенберга. — Поверьте, это вдохновляет.
— Просто мне показалось, что, среди прочего, вы преисполнены предчувствия новой «чумы в России» [42] , — как можно вежливее улыбнулся Скорцени.
Ритуально украшенная воинственными шрамами улыбка «самого страшного человека Европы» была тем неоспоримым преимуществом, коим Скорцени беззастенчиво пользовался во всех тех немногих аристократическо-кассандровских поединках, которые им приходилось до сих пор вести. Суховато-бесстрастный Розенберг неизменно пасовал перед ней. Так произошло и в этот раз. Хотя Скорцени вовсе не стремился испортить отношения с ним. В том, что «пророческий» дар рейхсминистра следовало использовать часто и мудро — убеждал даже этот небольшой экскурс в восхождение новоявленного бригаденфюрера фон Риттера.
42
Обыграно название книги А. Розенберга «Чума в России», появившейся в Германии в 1922 г. и посвященной русской революции. Сам А. Розенберг считал ее своим главным теоретическим трудом.
— Всякая чума в России отзывается эпидемиями по всей Европе, — назидательно изрек Розенберг и, поприветствовав слегка приподнятой рукой директора института «Аненэрбе» штандартенфюрера СС Сиверса, дал понять, что на этом желал бы завершить сие милое рандеву. — Не спешите хоронить идею Франконии, штурм-баннфюрер, — молвил он тоном заклинателя. — Не спешите! Она может приобретать иные географические очертания, иные символы. Однако никакие силы — земные ли, небесные — не способны искоренить ее из умов истинных германцев. Никакие! Очень скоро вы в этом убедитесь.
Скорцени попытался ответить, но не успел. Он вдруг почувствовал, что все в этом старинном рыцарском зале замерло. Молчание людей слилось с вековым молчанием каменных сводов, медиумически пронзенные духом предков статуи рыцарей дополняли своей энергией ту особую наэлектризованность атмосферы, которой буквально в считанные секунды преисполнилось все сумрачное пространство средневековой воинской обители.
ЕГО еще не было. Пока что появились личный адъютант — обер-группенфюрер Шауб и личный телохранитель — бригаденфюрер [43] Раттенхубер. Но все удостоенные чести вебельсбергского Круглого Стола молча вскинули руки в приветствии.
43
В некоторых источниках Раттенхубера именуют группенфюрером, то есть генерал-лейтенантом, но, как свидетельствуют факты, в этот военнопартийный чин он был произведен лишь в начале 1945 г.