Странные события в Сухаревой башне
Шрифт:
– Мать, теперь я понял, ты под Марсом сегодня в гороскопе! Триангуляция с Плутоном. Зашибись, как звёзды встали, – отшучивался я, наблюдая, как беспричинный гнев на меня растёт, подобно поднимающейся океанской волне.
Для скорого перемещения в главной части замка достаточно было прикрыть глаза и суметь на миг уснуть, чтобы оказаться в нужном месте. Излишнее волнение или возбуждение могли затруднить способность к моментальному сну. Так произошло сейчас: я заморгал, но не уснул под грозным взглядом матушки:
– Ступай к себе и делай свои уроки! Через три часа проверю все тетради! Не сделаешь – будешь сидеть неделю в замке безвылазно. Даю слово!
– Почему так ты так сурова сегодня?
– Хочу быть собранной и ответственной
– У тебя почти получается.
– Вот это «почти» обсудим с дедом ближе к вечеру вместе с другими нашими и вашими перспективами.
Медленно, останавливаясь по пути, я побрёл сквозь тихие, отзывавшиеся эхом от шагов покои в сторону своей комнаты в башне. Темные коридоры, иногда прямые, иногда сворачивающие в стороны, иногда с лестницами, с тусклыми, потрескивающими светильниками, вели через анфиладу причудливых, наполненных светом разных оттенков комнат, от розовато-золотистого до сиреневого. В одной из зал Никитична смотрела по телевизору что-то вроде «Давай поженимся». Она проводила меня неусыпно-внимательным взглядом наставницы, но потом окликнула:
– Ваня, подойди! Что скажу…
– Скажи, Никитична!
Речь Никитичны обладала чудесной словесной и звуковой изменчивостью: то становилась насквозь древне-старомодной и окающей, то напитывалась медийной лексикой, превращаясь в характерное московское аканье. Метаморфозы слога и дискурса находились в зависимости от настроения и предмета беседы и бывали крайне неожиданны. Сейчас же, начав с оканья, Никитична продолжила аканьем:
– Не пойму, куда мы катимся?! Недавно, лет тридцать-сорок тому назад, всё космических академиков показывали по зомбоящику с утра до вечера. Всё про полёты на Луну, на Марс. Наука, техника и урожай. Фильмы про то, как стыдно до слёз премию в три рубля получать, если плохо трудился… Сейчас же бабы с надутыми губами и грудями, возрастом лет под триста, на вид деревенские, вроде меня, с пустыми головами, ведут передачи про то, как мужиков заполучить вместе с богатствами. В детское время толкуют об этом. Последние времени настали? В чем дело, сердечный?
На экране сидящие за столом дамы-ведущие, точно, говорили о своих накачанных частях тела, подтяжках, пластической хирургии. «Я тоже заболеваю этим вирусом. Может, ещё что-нибудь, ещё что-нибудь…»23 – поправляя расстегнутую кофточку, игриво вещала одна из женщин, не забывая упомянуть о том, что импланты, сидящие в ней, «самые дорогие».
– Душевная жизнь прекрасных дам для меня малопостижима, Никитична! Как думаешь, можно предположить, что импортные импланты, «самые дорогие», и есть наши национальные скрепы? Вдруг это так? Не смейся… Посмотри! Счастливые бабы и мужики, как на живой картине художника, в рамках разных жанров и телеэкранов, прыгают, веселятся, как дети, танцуют и скачут так и сяк, поют, готовят еду – и это чудесный мир благодати. А большие груди – прости, Господи, – это же круто, считают дамы-ведущие. Мигом это обстоятельство повышает самооценку и рейтинг! И если трудно что-то изменить внутри, то почему бы не изменить нечто снаружи? Изменив снаружи, физически, ты создаешь вероятие, шанс для изменений внутри. Это диалектика тела и духа. И свидетельство общего благополучия. Значит, они не голодны… Что еще для счастья нужно? Разве ты об этом не мечтала?
– Нет, Ванюша! Упаси Бог! Грех какой! Разрезать и что-то внутрь вставлять? Соблазн какой! Пирсинги, татуировки… Это всё печати антихриста… Погляди: они же все с крестами на шее! Как же так? Блуд, тщеславие, лень написаны на их лицах, – не унималась Никитична. – Они погрязли в пустословии и презирают бедных. Предупреждали святые угодники о последних временах…
– Они же, твои теледамы, знают, чего хотят от жизни – бесконечного удовольствия. Для себя… Кресты? Это прикольно для них, наверное… Может, ты преувеличиваешь? Может, они Библию читают в перерывах
– Не шути так! Сейчас за упоминание Иисуса в застенок сажают. Только за упоминание! Рот раскрыл не там, помолился не так, Иисуса не так вспомнил, – а рядом уже прокуратор стоит, смотрит, слушает… Это для верующих, говорит, оскорбление… Ты хихикнул, когда молился… При свидетелях… В темницу! Один тут шел по улице, увидел агитацию какую-то да брякнул во всеуслышание глупость: «Господь и партия едины!»24 Может, старое, советское, с новым так смешалось в его беспутной головушке? Времена перепутал. Господи, прости! Ну что? Сразу виноват, сразу экстремист и богохул, кощунник. Статья. «Двушечка»… Срок будет мотать, несчастливец! И все люди молчат! Никто не заступится! Если Христос вернётся сюда, к нам, его тут же прокураторы, игемоны схватят. «Вы слышали богохульство; как вам кажется?»25
По экрану пробежала реклама: известная гимнастка демонстрировала бритые подмышки и сладко, расслабленно шептала: «Моя кожа нуждается в правильном дыхании!»
Никитична продолжила ворчание:
– Дышит она кожей, дурища! Чтобы раздетой скакать с шестами или на брёвнах? А потом в Госдуму? Такого мы не знали, точно. Мне столько лет, что я уж не помню, о чем мечтала в молодости. О радости, точно, мечтала. Радость, она от всякого бывает. От матушки, батюшки, сестер, братьев поначалу. От праздников. От хорошей погоды. Наверное, о сарафанах, сорочках, душегрейках, бусах, кокошниках тоже мечтала. Каюсь. Грешна. Странно, но о любви я не мечтала. Замуж вышла за Федю-ровесника – смешно сказать – в тринадцать лет. Я мечтала быть похожей на мать. Нынче же зомбоящик нам рассказывает и показывает, о чём мечтать. О чем мечтают твои друзья-одноклассники, Ванюша?
– Купить чипсы, айфон, списать домашку, легко сдать экзамен, выспаться наконец, прогуливать школу, найти кучу денег, завести отношения, сидеть в интернете с утра до ночи, отдыхать и лениться где-нибудь на берегу теплого моря. Стать богатым и знаменитым. Много о чём мечтают. Некоторые о чём-то своём мечтают. Чем больше мечтают, тем сильнее хотят умереть… И они зомбоящик уже не смотрят, Никитична! И ты его забудь.
– Вот я и думаю, что жизнь сейчас очень путная! Но люди остались прежними, хоть и триста лет прошло. Мотыльки-однодневки.
– Что спрятано в нашем будущем, Никитична? Все знают, ты у нас самая большая искусница в этом деле… Нострадамус, гадающий на телевизоре… Ванга, слушающая всех живых тварей, включая прохожих…
Один глаз Никитичны был устремлён в экран, другой – на меня:
– Слепцов орда стоит и ждёт,
Когда же замок сам падёт,
Устал их хмурый караул.
Когда б попутный ветер дул,
Нашелся б ключ к загадке сфер,
Который время развернул,
Из бездны поднялся б злодей
Со страшной шайкою своей.
Но ключ лежит на дне,
А дно запрятано во сне,
А сон тот – в глубине души
Того, кто тайну бережёт,
Того, кто спрятан в темноте,
Того, кто слышит ветра гул
В полночный час…
Тут Никитична задумалась, подбирая рифму. Я ей помог:
– Среди акул…
– Нет! – не согласилась Никитична, но предложить что-то иное в рифму никак не могла.
– «Лорд Байрон прихотью удачной облек в унылый романтизм и безнадежный эгоизм26». Байрон вроде бы не утонул, а только простудился в море? Значит, это не он. Пиратов не хватает в стихотворении, Джека Воробья. И ничего-то я не понял насчёт будущего из твоего экспромта. И надеюсь, что сие творение не потерянная устрашающая часть «Сказания о Старом мореходе» Кольриджа?