Странный Томас
Шрифт:
Наверху с силой хлопнула дверь. Стиви в точности выполнил указание матери.
Если б у Харло Ландерсона был котел с расплавленным свинцом, он бы, в традициях Квазимодо, опорожнил его на меня. Но вместо свинца в меня полетел комод, который, должно быть, стоял в холле второго этажа, напротив лестницы.
Удивленный тем, что проворством и ловкостью я не уступаю обезьяне, в данном случае мокрой обезьяне, я очистил лестницу, вспорхнув на перила. Комод пролетел мимо, дверцы раскрывались и закрывались, словно в него вселилась душа крокодила.
Спрыгнув с перил на
Чувствуя, что я все ближе, он нанес новый, более мощный удар. Дерево треснуло, дверь раскрылась в комнату.
Харло последовал за ней, словно его засосал энергетический вихрь.
Перескакивая через порог, отталкивая дверь, которая, ударившись о стену, закрывалась, я увидел мальчика, пытающегося забраться под кровать. И Харло, ухватившего его за левую ногу.
Я схватил с красного прикроватного столика лампу в виде улыбающегося медвежонка-панды и обрушил ее на голову Харло. Керамические черные ушки, белые части мордочки, черные лапы и куски белого живота разлетелись по комнате.
В мире, где биологические системы и законы физики функционируют в абсолютном соответствии с зависимостями, которые вывели для них ученые, Харло от такого удара рухнул бы, лишившись чувств. К сожалению, наш мир отличается от вышеупомянутого.
От любви некоторые обезумевшие матери обретают сверхчеловеческую силу и поднимают перевернувшиеся автомобили, чтобы освободить зажатых металлом детей. Точно так же греховность позволила Харло выдержать удар панды без особого ущерба для себя. Он отпустил ногу Стиви и повернулся ко мне.
И хотя его глазам недоставало эллиптических зрачков, они напомнили мне глаза змеи, жаждущей вонзить в меня свои зубы. И пусть в блестящих от слюны зубах Харло отсутствовали каверны со смертельным ядом, в этом оскале читалась ярость бешеного шакала.
Это был не тот человек, который лишь несколько лет тому назад учился со мной в средней школе, не тот застенчивый паренек, что терпеливо восстанавливал «Понтиак Файерберд», получая от этого огромное удовольствие.
Я видел перед собой больную и покореженную душу, колючую и изъязвленную, которая ранее сидела в глубокой темнице подсознания Харло. Однако ей удалось сломать решетки своей камеры и вырваться из подземелья в тронный зал, по пути избавившись от человека, которым был Харло. И теперь парадом командовала она.
Освобожденный, Стиви забился глубоко под кровать, но его кровать не могла послужить убежищем мне, и у меня не было одеял, которыми я смог бы укрыться с головой [10] .
Не буду притворяться, будто я хорошо помню, что произошло в следующую минуту. Мы пытались нанести удар друг другу, как только видели незащищенное место. Мы хватались за все, что могло послужить оружием. Беспорядочный обмен ударами привел к клинчу, и я почувствовал на лице его жаркое дыхание, меня обдало брызгами слюны, я услышал, как щелкнули зубы, щелкнули у моего правого уха, потому что паника окончательно превратила его в зверя.
10
Дети знают, что чудовища, которые чудятся ночью, пропадают, если укрыться с головой]
Я вышел из клинча, нанося удар локтем под подбородок, а коленом — в промежность, но, к сожалению, колено в цель не попало.
Сирены послышались в тот самый момент, когда в дверях появилась мать Стиви с мясницким ножом в руке. Два отряда кавалерии спешили на помощь: один — в пижаме, второй — в сине-черной форме сотрудников полицейского участка Пико Мундо.
Харло не мог проскочить мимо меня и вооруженной женщины. Не мог добраться и до Стиви, столь нужного ему живого щита, который забился под кровать.
А если бы он открыл окно и выпрыгнул на крышу крыльца, то попал бы в объятия подъезжающих полицейских.
Сирены, приближаясь, набирали силу, а Харло пятился в угол, где и остался, дрожа всем телом. Заламывая руки, с посеревшим лицом, он оглядывал пол, стены, потолок не как брошенный в камеру и оценивающий ее размеры, а как человек, который никак не может вспомнить, каким образом и зачем он попал в это место.
В отличие от диких зверей, большинство монстров в образе человеческом, наконец-то загнанные в угол, редко оказывают яростное сопротивление. Наоборот, открывают, что в основе их жестокости лежит трусость.
Руки Харло расцепились и закрыли лицо. Сквозь десятипалую броню я видел, что в глазах его стоит животный ужас.
Вжимаясь в угол, он заскользил плечами по стенам, пока не сел на пол, разбросав ноги в стороны, пряча лицо за руками, словно они были шапкой-невидимкой, которая могла укрыть его от взглядов стражей правопорядка.
Сирены достигли пика где-то в полуквартале от дома, в котором мы находились, а потом сошли на нет, как только патрульные машины в визге тормозов замерли на подъездной дорожке.
Не прошло и часа, как занялся день, но каждую минуту этого утра я прожил в точном соответствии со своим именем.
Глава 3
Мертвые не говорят. Почему — не знаю.
Полиция увезла Харло Ландерсона. В его бумажнике они нашли два полароидных снимка Пенни Каллисто. На первом — голой и живой. На втором — мертвой.
Стиви был внизу, в объятиях матери.
Уайатт Портер, чиф Портер, начальник полиции Пико Мундо, попросил меня подождать в комнате Стиви. Я присел на краешек кровати мальчика.
Один я пробыл недолго. Пенни Каллисто вошла сквозь стену и села рядом со мной. Синяя полоса исчезла с ее шеи. Выглядела она так, словно ее не задушили, словно она не умерла.
Как и прежде, Пенни молчала.
Я склонен верить в устоявшиеся представления об этой и последующей жизнях. Этот мир — путь открытий и очищения. Последующий мир разделен на две половины. Одна — дворец для души и бескрайнее царство внеземных радостей. Вторая — темная и холодная, где нет ничего, кроме ужаса.
Считайте меня глуповатым. Другие считают.