Странный Томас
Шрифт:
Как-то у него получалось говорить и улыбаться одновременно, только говорил он очень уж тихо, и я не мог расслышать ни слова.
На лице Берти читалось изумление, но она продолжала что-то записывать в свой блокнот.
Увеличенные круглыми, в тонкой металлической оправе линзами глаза клиента тревожили меня. Его затуманенный серый взгляд скользил по мне, как тень по поверхности лесного озерца, и, похоже, смотрел он сквозь меня, не видя и не замечая моего присутствия.
Мягкие черты этого лица навевали воспоминания о бледных грибах, которые я однажды нашел в темном, сыром углу подвала, и мучнистых дождевиках, что встречаются в болотистых
Занятый картошкой и яйцами, чиф Портер не обращал на Человека-гриба ни малейшего внимания, хотя его-то, в отличие от наблюдающего за Человеком-грибом бодэча, мог видеть. Вероятно, интуиция Портера не подсказывала ему, что этот бледнолицый посетитель нашего ресторана требует особого подхода.
А вот меня Человек-гриб очень тревожил, в частности, не только потому, что бодэч вился вокруг него, как муха вокруг… вы понимаете.
Да, в каком-то смысле я общаюсь с мертвыми, но не могу предчувствовать беды, разве что иногда, когда крепко сплю и мне что-то снится. А бодрствуя, я так же уязвим для смертоносных сюрпризов, как и любой другой человек. Причиной моей смерти может стать как пуля, вылетевшая из ствола пистолета или автомата террориста, так и обломившийся во время землетрясения каменный карниз, и я не буду подозревать об опасности, пока не услышу грохот выстрела или не почувствую, как земля неистово дергается у меня под ногами.
Моя настороженность базировалась не на логике, а исключительно на инстинкте. Человек, который вот так, не зная меры, улыбался, был или дурачком, или обманщиком, который что-то скрывал.
Дымчато-серые глаза казались веселыми, и взгляд их ни на чем не задерживался, но я не видел в них глупости. Более того, думаю, я заметил тщательно скрываемую наблюдательность. Точно так же застывшая змея имитирует полное безразличие к жирной мышке.
Положив листок с заказом на прилавок, Берти Орбис, как и положено, его озвучила.
— Две коровы, заставь их плакать, укрой одеялом и спарь со свиньями.
Два гамбургера с луком, сыром и беконом.
Звонким, мелодичным, словно у десятилетней школьницы, которой светит стипендия в Джульярде, [15] голоском Берти продолжила: «Двойной картофель, дважды из ада».
Двойная порция картофеля-фри, прожаренного до хруста.
— Поджарь двух англичан, пошли их в Филли за рыбой.
Две английские оладьи с несладкой творожной пастой и лососиной.
15
Джульярдская музыкальная школа — лучшая музыкальная школа страны, находится в Нью-Йорке, в Линкольновском центре сценических искусств.
Она еще не закончила.
— Почисть кухню плюс полуночные голубки с цепеллинами.
Одна порция хаша [16] и одна — черных бобов с сосисками.
— Мне все готовить прямо сейчас или подождать, пока подойдут его друзья?
— Готовь, — ответила Берти. — Это все для одного. Такому худышке, как ты, этого не понять.
— С чего он хочет начать?
— С того, что ты приготовишь первым.
Человек-гриб мечтательно смотрел на солонку, которую вертел и вертел на стойке перед собой, словно белые кристаллики казались ему удивительно загадочными.
16
Хаш — блюдо из мелко нарезанного мяса (преимущественно остающегося от обеда) и овощей.
Хотя этот парень не отличался достаточно крепким телосложением, чтобы рекламировать фитнес-клуб, не был он и толстяком, лишь слегка округлялся в некоторых местах, как и положено грибу. Однако если за каждой трапезой он потреблял такое количество еды, то обмен веществ у него был, будто у тасманийского дьявола, сидящего на метамфетамине. [17]
Прежде всего я поджарил оладьи, а Берти тем временем приготовила шоколадный молочный коктейль и «коку» с ванилью. Наш обжора не отказывал себе и в питье.
17
Метамфетамин — синтетический наркотик, который, помимо прочего, ускоряет обмен веществ.
К тому времени, когда за оладьями последовали хаш и сосиски, появился второй бодэч. Этот и первый возбужденно перемещались по ресторану, туда-сюда, вперед-назад, но постоянно возвращались к улыбающемуся гурману, который их, естественно, не замечал.
Приготовив чизбургеры с беконом и хорошо прожаренный картофель-фри, я хлопнул ладонью по колокольчику, который стоял рядом с грилем, чтобы дать знать Берни, что заказ готов. Клиенту и чизбургер, и картофель она подала горячими, ловко, без стука, как и всегда, поставив тарелки на стойку.
Три бодэча собрались у витрины, черные тени, неподвластные жаркому солнцу пустыни, смотрели на нас, словно на выставочный экспонат.
Частенько месяц проходил за месяцем, а я не встречал ни одного бодэча. Свора бегущих бодэчей, которых я видел на улице, и их толпа, собравшаяся у ресторана, указывали, что Пико Мундо ждут тяжелые времена.
У бодэчей отношения со смертью точно такие же, словно у пчел — с цветочным нектаром. Они, похоже, кормятся ею.
Обычная смерть, однако, не привлекла бы даже одного бодэча. Я никогда не видел никого из этих тварей, суетящихся у постели умирающего ракового больного или около человека, который вот-вот умрет от обширного инфаркта.
Они слетаются на насилие. И на ужас. И, похоже, знают, где найти и первое, и второй. Собираются заранее, как туристы, ожидающие происходящего в расчетное время извержения гейзера в Йеллоустонском национальном парке.
Я не видел ни одного из них сопровождающим Харло Ландерсона в дни, предшествующие убийству Пенни Каллисто. Сомневаюсь, что хоть один бодэч наблюдал, как Харло насиловал и душил девочку.
Для Пенни смерть пришла с ужасной болью и жутким страхом. Разумеется, каждый из нас молится, по крайней мере, надеется, что его смерть не будет такой жестокой, как ее. Однако для бодэчей удушение одной девочки — не повод, чтобы вылезти из того логова, где они обитают в странном мире, который является для них домом.
Они жаждут большего ужаса. Они требуют множественных насильственных смертей, да и жертвы должны умирать долго, умирать в мучениях, чтобы убийца жестоко глумился над ними.
Когда мне было девять лет, свихнувшийся от наркотиков подросток, его звали Гэри Толливер, усыпил всю свою семью, маленького брата, маленькую сестру, мать, отца, что-то подсыпав в кастрюлю с супом. Крепко связал их, пока они спали, а когда они пришли в себя, целый уик-энд мучил и пытал их, прежде чем убить, высверлив сердца электродрелью.