Шрифт:
Василий Иннокентиевич Петров всю жизнь проработал на металлургическом заводе. Начинал со станка, будучи еще юнцом-студентом, и к пятидесяти годам добрался до кресла начальника. Зарплата у него была недурная, да только он никогда не улыбался: всего ему, знаете ли, было мало. Вот и подался он в чиновники: принял участие в выборах главы села, как «человек от народа», – и победил.
Так он стал мелким чиновником, но с о-очень большим аппетитом. Важным и влиятельным человеком начал ощущать себя Василий Иннокентиевич: весь такой солидный – в белоснежной рубашке и в выглаженных
Сев на новое кресло, Василий Иннокентиевич времени даром терять не стал: первые средства, – выделенные на восстановление храма, – он без зазрения совести раскидал по карманам. Но не прошло и месяца, как прибежал поп – жаловаться, что потолок храма спустя неделю после реставрации начал обсыпаться. Сошлись на том, что виноваты строители. Чиновник обещал найти виновников – поп кивнул и ушел. Больше он не появлялся. А Василий Иннокентиевич в скором времени начал обустраивать свой дом: достроил третий этаж. Жил-то он один с женой, и в том у них не было особой нужды, – но так захотелось Василию Иннокентиевичу.
В следующий раз он и глазом не моргнув попрятал по карманам деньги из госбюджета, выделенные на обеды сельским школьникам. Скудные обеды получали школьники: то макароны слипшиеся, то пирожки из залежалой муки. А сам чиновник каждый будний день ездил на обед в ресторан «Ноктюрн» с видом на набережную. И, созерцая речную гладь, он жадно лопал то креветок, то семгу, а то иногда даже омаров.
«Теперь заживу», – думал всякий раз Василий Иннокентиевич, отправляя вслед за съеденным бокальчик вина.
Но недолгим было спокойствие чиновника. Явились в один прекрасный день к зданию сельсовета местные жители.
Василий Иннокентиевич выглянул из окна своего кабинета, и обратился к секретарше (этакой молоденькой фифочке):
– Чего надобно этим бездельникам?
– А это, Василий Иннокентиевич, жители микрорайона Горка. Пришли жаловаться на строительство дачных участков на месте их домов, которые сегодня же собираются начать сносить.
– Не те ли это самые участки… – Василий Иннокентиевич озадаченно почесал свою плешь, глядя в окно с презрительным прищуром, – …что выкупил застройщик Краснов?
– Именно те! – ответила, не отвлекаясь, секретарша, стуча кончиками бордовых ноготков по клавиатуре и набирая текст. – Многие чиновники давно приметили для себя это живописное место. И даже заплатили деньги наперед.
Василий Иннокентиевич как ужаленный отскочил от окна:
– Ах, подлюги! Я им покажу!.. Я ведь своей жене и ее родственникам два участка у Краснова купить собрался с огромной скидкой, а они собрались всю малину испортить?.. Сейчас я выйду и устрою им!
Василий Иннокентиевич вышел на крыльцо, но спуститься к народу слишком близко побоялся. Он оттолкнул в сторону своего подчиненного, – напрасно пытавшегося успокоить разъяренный народ, – и громко обратился к нарушителям его покоя:
– Чего вам надобно? Чего собрались?
Мужики и бабы, увидали сурового главу села и словно языки проглотили.
– Нам надобно, чтобы вы нам помогли. На вас одна надежда! Не дайте бандитам отобрать наши участки! – послышался среди перешептываний мужиков тонкий визгливый голос хрупкой, но отважной бабенки – этакого гласа народа.
Завязался спор с этой самой бабенкой, пока остальные стояли и кивали. Бабенка оказалась не из робкого десятка, и на один аргумент приводила два, а то и три.
Недолго стоял Василий Иннокентиевич, напрягая жилки на шее и голосовые связки. Не выдержав, вернулся обратно в кабинет со словами:
– Только поглядите на них! Воняют черноземом, а сами меня – человека с двумя (подчеркнул он слово «двумя») высшими образованиями, жизни учат!..
Народ постоял-постоял, покричал, повозмущался; понял, что никто к ним не выйдет, и разошелся.
После рабочего дня Василий Иннокентиевич в дурном расположении духа направился к своей недавно купленной иномарке и увидел, что под колесами собака бродячая спит. Разозлился чиновник, и громко крикнул подчиненному:
– Кто впустил эту псину во двор?!
Собака от громкого крика испугалась и без оглядки убежала.
Василий Иннокентиевич с одышкой погрузил свою изрядно разжиревшую тушку в автомобиль и приказал водителю отвезти его домой.
Прошло три месяца, в течение которых жители микрорайона Горка каждый день ходили к Василию Иннокентиевичу добиться справедливости. Тот прежде выходил к народу, ругался; а потом и вовсе перестал выходить. И народ вскоре перестал выходить.
Вышел Василий Иннокентиевич на крыльцо после полудня – собирался на обед в ресторан; шел дождь. Хотел спуститься – да вот под ноги не посмотрел и, споткнувшись о лежащую поперек собаку (что под колесами его автомобиля спала), плюхнулся в лужу… Поднялся он с красным от ярости лицом; да как ударил собаку ногой изо всех сил, – что собака, похрамывая да поскуливая, убежала прочь.
Чиновник, приехав домой, помылся хорошенько мочалкой и постирал вещи дезинфицирующим средством – ибо собак бродячих он жутко брезговал.
Проснувшись следующим утром, он по привычке отправился принимать душ. После чего спустился есть стряпню жены (ну это ведь не изыски ресторана «Ноктюрн»!) А жена, стоя за плитой, невзначай принялась воздух обнюхивать и сказала:
– Ты, Василенька, решил привычкам изменить?
– То есть?
– Да вот ты раньше просыпался, мылся, и только так завтракать садился… а теперь ты несвежий сел стол. Душок тут такой стоит – что аж нос затыкай!
Василий Иннокентиевич сделал подозрительное лицо; отбросил вилку и принялся обнюхивать себя, поговаривая:
– Быть такого не может! Я вот только душ принял – мылом хорошенько натерся.
Жена ничего не ответила и села за стол есть. Но не выдержала и трех минут и снова принялась:
– О, боже! Что за запах-то такой гнилостный!.. Может у тебя… ну этот… старческий запах начал появляться, а, Василенька?
От этих слов глаза Василия Иннокентиевича залились кровью. Ему стало обидно, что его причислили к старикам – ведь мужчины больше женщин боятся постареть.