Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
— Ты можешь помочь мне, лекарь? — повторил юноша свой вопрос.
— Я попробую сделать это, только не один. Магистр будет моим подручным. Давай, сорняк, освободи мне место операции.
— Сейчас, сейчас. — Магистр опоясал шнурком Фуркана, подняв и привязав при этом его пенис.
Витус полез в свой ящик с инструментами и вынул лауданум, содержащий опиум, и цинковую ложечку. Потом отлил немного средства и дал проглотить юноше.
Фуркана передернуло.
— Бр-р-р, что это такое?
— Это тебя успокоит и снимет боль. — Витус присел на корточки перед пациентом и еще раз ощупал водянку, чтобы точно определить, где жидкость, а где яичко. Как ученый, он спросил себя, сколько вырабатывалось дисгармоничной жидкости и за какое время. Вслух он произнес: — Если операция пройдет так, как я ее себе представляю, все не так уж плохо.
— Но ты не отрежешь мне яйцо? — испугался Фуркан.
— Это я тебе твердо обещаю.
— Я слышал, что яйца как-то связаны со способностью мужчины иметь детей: у кого их нет, у того уже не может образовываться семя. — Фуркан никак не мог успокоиться.
— У тебя останутся оба яичка, и твое семя будет вырабатываться и извергаться беспрепятственно. — Витус решил отвлечь юношу от грустных мыслей, немного рассказав ему о природе спермы. — Мужское семя — это не что иное, как зрелая кровь [20] , в хорошей сперме правильно сочетаются все составные части. Если же, выделяясь из члена, она чересчур жидкая или густая либо изменила свой цвет, значит, семя испорчено. Так, во всяком случае, полагал великий Гиппократ.
20
Здесь и далее Витус излагает представления врачей своего времени о том, что такое семенная жидкость и как происходит оплодотворение.
Фуркан слушал с нескрываемым интересом.
— А кто он такой, этот Гиппократ?
— Гиппократа уже давно нет в живых. Это был греческий врач, живший около двух тысяч лет назад. Его открытия произвели настоящий переворот в искусстве врачевания, поэтому он считается основателем научной медицины.
— Никогда не слышал.
— Охотно верю. — Витус посильнее нажал на отекшее яичко. — Здесь больно?
— Почти нет.
— Очень хорошо. — Лауданум уже начал действовать. — Ну так вернемся к семени. Доказательством того, что оно подобно зрелой крови, служит следующее: мужчина, который слишком много спит с женщинами, выделяет семя, которое выглядит, как кровь.
— А как и где образуется семя? — встрял Магистр, также заинтересовавшийся беседой.
— Семя возникает во всем организме, оно течет от каждой точки тела к позвоночнику, вливается оттуда в обе почки и следует дальше в яички, затем в мужской член и в конечном итоге смешивается в матке с женским семенем, в результате чего происходит зачатие ребенка.
Витус снова нажал на гидроцеле и спросил Фуркана, чувствует ли он что-нибудь. Услышав отрицательный ответ, хирург с довольным видом закончил свои пояснения.
— Как только семя попадает в матку, она принимает его в себя, после чего семя меняется. После шестого дня становится похожим на пену, через четырнадцать дней — на кровь, а через двадцать шесть дней уже походит на сгусток. Он раздувается и с каждым днем растет благодаря дыханию женщины и тем веществам, которые попадают в ее организм с воздухом. Потом кровяной сгусток расщепляется, и на месте расщепления возникает пуповина. Это соединительный проток, по которому плод получает вдыхаемый женщиной воздух и питательные вещества.
— И что это за питательные вещества? — уточнил Фуркан.
Витус отметил, что юноша окончательно успокоился, и остался доволен. Метод отвлечения пациента перед операцией разговорами о семени и зачатии человека оправдал себя. К тому же больной был молод и живо интересовался всем, что связано с плотской любовью.
— Ребенок получает питание с кровью, которая течет к нему со всего организма матери и сдерживается оболочкой, окружающей плод.
Витус в третий раз нажал на отекшее яичко и сильно ущипнул кожу мошонки. Как и ожидалось, реакции не последовало.
— Во время операции ты не почувствуешь никакой боли.
— Спасибо тебе, лекарь, спасибо!
— С этим подожди до конца операции. Это все же не слишком приятная процедура. Так, начинаем. Магистр, дай мне скальпель… да, этот, с изогнутым лезвием.
Взяв его, он сделал осторожный надрез сверху вниз по всей длине мошонки, при этом оттягивая кожу левой рукой.
Фуркан сидел с закрытыми глазами и сжатыми от волнения кулаками.
— Спокойно, — приговаривал Витус.
После того как разрез был сделан, Магистр взял крючок и с другой стороны раскрыл рану. Разрезанная кожа почти не кровоточила. Между краев показалось что-то, напоминающее большой рыбий пузырь, — яичко со вздутой оболочкой. За ним наискосок, почти закрытое, виднелось бледное и относительно маленькое второе яичко.
Витус замер.
— Что ты сейчас обдумываешь? — Магистр чутко уловил замешательство друга.
— Я спрашиваю себя, не нужно ли мне перед разрезом сделать еще прокол?
— Я бы не стал, — уверенно заявил ассистент. — Я бы сразу разрезал, ведь сейчас оболочка под давлением, тебе будет легче.
— Ты, как всегда, прав. — Витус быстро и ловко разрезал оболочку, и струя желтоватой жидкости моментально брызнула ему на руки, в то время как Магистр продолжал держать рану раскрытой.
Удалив оболочку почти полностью, Витус произнес:
— Кажется, главное позади.
Фуркан не двигался. Он по-прежнему сидел с зажмуренными глазами и только шевелил губами. Наверное, молился.