Странствия убийцы [издание 2010 г.]

Хобб Робин

Королева ехала на моей кобылке, Уголек, а шут всю дорогу по Шести Герцогствам воевал с упрямым Крепышом. До Голубого Озера они добрались к концу зимних штормов. Шут зарабатывал деньги на еду и проезд на корабле, раскрасив лицо и волосы и жонглируя на улицах. Каким цветом он покрасился? Белым, конечно. Так легче всего было скрыть крахмально-белую кожу, которая могла привлечь внимание шпионов Регала.

Они пересекли озеро без особых приключений, прошли Мунсей и отправились в горы. Кетриккен немедленно обратилась к своему отцу с просьбой о помощи в поисках Верити. Он, конечно, прошел через Джампи, но с тех пор о нем ничего не было слышно. Кетриккен во главе отряда всадников отправилась по следам мужа. Но все ее надежды

были разбиты. Далеко в горах она нашла следы битвы. Зима и падальщики сделали свое дело. Ни одного человека уже не возможно было узнать, но удалось найти знамя Верити. Разбросанные стрелы и рассеченные ребра одного из погибших говорили о том, что на отряд Верити напали люди, а не звери. Черепов не хватало, и кости были разбросаны, так что невозможно было установить точное число убитых. Кетриккен цеплялась за надежду, пока не нашла плащ, который в свое время сама сложила для Верити в дорогу. Олень на груди был вышит ее руками. Под плащом была груда костей и обрывки ткани. Кетриккен оставалось только оплакивать своего погибшего мужа.

Она вернулась в Джампи, переходя от опустошающей скорби к ярости на предательство Регала. Ее ненависть превратилась в решимость увидеть ребенка Верити на троне Шести Герцогств и вернуть народу честное правление. Эти замыслы придавали Кетриккен сил, но ребенок родился мертвым. С тех пор шут почти не видел ее. Он всего несколько раз встретил королеву, гуляющую по замерзшим садам, и лицо ее было таким же холодным и неподвижным, как снег, покрывавший землю.

Было еще множество радостных и печальных новостей, о которых он рассказал. Уголек и Крепыш живы и здоровы. Уголек, несмотря на свои годы, ждет жеребенка от молодого жеребца. По этому поводу я покачал головой. Регал делает все, чтобы развязать войну. Бродячие банды разбойников, терроризирующие жителей гор, почти наверняка оплачиваются из его кармана. Корабли с зерном, что было куплено еще весной, так и не пришли. Горским торговцам запрещено пересекать границу Шести Герцогств со своим товаром. Несколько маленьких селений, примыкающих к границе, были разграблены и сожжены, никто из жителей не спасся. Гнев короля Эйода, который не просто было вызвать, теперь дошел до высшей точки. Хотя в Горном Королевстве не существует регулярной армии, нет ни одного горца, кто не взял бы в руки оружие по слову своего Жертвенного. Война неотвратима.

И у него были новости о Пейшенс, которые принесли в Горное Королевство торговцы и контрабандисты. Она делала все, чтобы защитить побережье Бакка. Деньги у нее кончились, но жители приносили ей то, что они называют данью госпоже, и она использовала эти средства, чтобы оплачивать труд солдат и матросов. Олений замок еще не пал, хотя у пиратов уже имеются укрепления выше и ниже его по всей береговой линии Шести Герцогств. Зима остановила войну, но грядущая весна зальет побережье кровью. Некоторые небольшие города перешли на сторону пиратов. Другие открыто платят им, надеясь избежать «перековки».

Прибрежные Герцогства не переживут следующего лета. Так сказал Чейд. Я молчал, когда шут говорил о нем. Он тайными путями пришел в Джампи в середине минувшего лета, обряженный в нищенские лохмотья, и представился королеве. Тогда его и видел шут.

— Война ему к лицу, — сказал он. — У него походка как у двадцатилетнего: меч у бедра, огонь в глазах. Он был рад увидеть, как вырос живот Кетриккен с наследником Видящих, и они смело обсуждали будущее, когда ребенок Верити взойдет на трон. Но это было в середине лета. — Шут вздохнул. — Я слышал, что теперь Чейд вернулся. Думаю, потому, что королева послала ему сообщение о смерти ребенка. Я его еще не видел. Не знаю, что Чейд предложит нам теперь. — Он покачал головой. — Должен быть наследник трона Видящих, — проговорил он. — Верити должен зачать его. Иначе… — Он сделал беспомощный жест.

— Почему не Регал? Разве его ребенок

не подойдет?

— Нет. — Взгляд его стал далеким. — Я совершенно уверен в этом, но не могу сказать почему. Просто во всех виденных мною будущих у него не было детей. Даже незаконных. Каждый раз он правил как последний Видящий и исчезал во тьме.

Дрожь охватила меня. Слишком странным становился шут, когда говорил о таких вещах. Но его загадочные слова напомнили мне еще об одном предмете для беспокойства.

— Были две женщины… Менестрель Старлинг и старуха паломница Кеттл. Они шли сюда. Кеттл говорила, что ищет Белого Пророка. Я и подумать не мог, что это ты. Ты что-нибудь слышал о них? Добрались они до Джампи?

Он медленно помотал головой.

— Никто не искал Белого Пророка с тех пор, как наступила зима. — Он помолчал, увидев тревогу на моем лице. — Я, конечно, не могу сказать, что мне известно обо всех, кто приходит в Джампи. Но мне никто не говорил о такой паре. — Он неохотно добавил: — На путников часто нападают бандиты. Может быть, их… задержали.

Может быть, они мертвы. Они вернулись за мной, а я их бросил.

— Фитц?

— Со мной все хорошо. Шут, могу я попросить тебя об одной вещи?

— Мне уже не нравится твой тон. О чем ты хочешь попросить?

— Никому не говори, что я здесь. Никому не говори, что я жив, хотя бы пока.

Он вздохнул:

— Даже Кетриккен? Чтобы сказать ей о Верити?

— Шут, то, что я должен сделать, мне придется делать в одиночку. Я не хочу пробуждать в ней напрасных надежд. Один раз она уже похоронила его. Если я найду моего короля, у нас будет достаточно времени, чтобы я мог вернуться по-настоящему. Я знаю, что прошу многого. Но пусть я останусь незнакомцем, которого ты выхаживаешь. Позже мне понадобится твоя помощь, чтобы достать одну старую карту из библиотеки Джампи. А когда я отправлюсь в путь, я пойду один. Это путешествие из тех, о которых лучше помалкивать. — Я отвел глаза и добавил: — Оставь Фитца Чивэла мертвым. Так будет лучше.

— Но ты, конечно, захочешь увидеть хотя бы Чейда? — недоверчиво спросил он.

— Даже Чейд не должен знать, что я жив. — Я помолчал, прикидывая, что больше рассердит старого убийцу: то, что я пытался убить Регала, хотя он запретил мне это, или то, что я плохо выполнил эту работу. — Даже Чейд. — Я следил за шутом и увидел в его глазах неохотное согласие.

Он снова вздохнул.

— Не могу сказать, что полностью согласен с тобой. Но я никому не скажу, кто ты на самом деле. — Он усмехнулся.

Разговор иссяк. Бутылка с бренди опустела. Мы молчали, пьяно уставившись друг на друга. Бренди и лихорадка сжигали меня. Я так много должен был обдумать и так мало мог сделать. Если я лежал тихо, боль в моей спине только пульсировала в такт биению сердца.

— Очень плохо, что тебе не удалось убить Регала, — внезапно заметил шут.

— Знаю. Я пытался. Как убийца и заговорщик я полностью провалился.

Он пожал плечами.

— Ты никогда не был особенно силен в этом, знаешь ли. В тебе всегда была непобедимая наивность, как будто ты никогда по-настоящему не верил в зло. Это мне больше всего в тебе нравилось. — Шут слегка покачнулся, но быстро обрел равновесие. — Этого мне больше всего не хватало, когда ты был мертв…

Я глупо улыбнулся:

— А я-то думал, что тебе не хватало моей неземной красоты.

Некоторое время шут просто смотрел на меня, потом отвел взгляд и заговорил тише:

— Нечестно. Будь я тогда в себе, я никогда бы не произнес эти слова вслух. И все же… Ах, Фитц… — Он ласково посмотрел на меня и покачал головой. Он заговорил без насмешки и показался мне почти чужим: — Может быть, дело было в том, что ты так мало обращал на это внимание. В отличие от Регала. Он красивый человек, но слишком хорошо это знает. Его никогда не увидят с растрепанными волосами или раскрасневшимися на ветру щеками.