Странствия убийцы [издание 2010 г.]
Шрифт:
Крис пришел после захода солнца, когда Дамон уже улегся в постель. Я честно показал ему овец и выслушал его ворчание по поводу того, что нас не обеспечили комнатой для ночлега. Была ясная, теплая, почти безветренная ночь, и я не видел повода для недовольства. Я не сказал этого и терпел брюзжание Криса, пока он сам не устал от этого. Я спал рядом с овечьим загоном, на случай если близко подойдут какие-нибудь хищники, а Крис ушел досаждать кукольникам своим дурным настроением и бесконечной болтовней.
Не знаю, сколько времени я проспал. Сны раздвигались, как раздуваемые ветром
— Фитц, Фитц. Как ты мог умереть и оставить меня вот так? Ты должен был разыскать меня и прийти, чтобы я могла простить тебя. Ты должен был зажечь для меня эти свечи. Я не могу быть одна сейчас.
Молли вдруг резко вздохнула, как от сильной боли, и я почувствовал, что она неистово пытается подавить страх.
— Все будет хорошо, — прошептала она сама себе, — все будет хорошо. Так должно быть. Я надеюсь.
Хотя это был всего лишь сон Силы, сердце мое чуть не остановилось. Я смотрел на Молли, стоящую у очага в маленькой хижине. За окнами бушевала осенняя буря. Молли схватилась за край стола и согнулась над ним. На ней была только ночная рубашка, а волосы ее промокли от пота. Пока я смотрел, ошеломленный, она сделала еще один судорожный вздох и застонала — тихий, еле слышный стон, как будто ни на что другое у нее не хватило сил. Через минуту она выпрямилась и осторожно положила руки на живот. У меня закружилась голова при виде его размеров. Он был слишком велик. Как у беременной.
Она и была беременна.
Если бы во сне было возможно потерять сознание, думаю, что я бы его потерял. Но я внезапно переосмыслил каждое слово, сказанное ею при расставании, и вспомнил день, когда она спросила меня, что бы я сделал, если бы она забеременела. Младенец — вот ради кого она покинула меня и кого ставила превыше всего в своей жизни. Не другой мужчина. Наш ребенок. Она ушла, чтобы защитить нашего ребенка. И не сказала мне ничего, потому что боялась, что я не пойду с ней. Лучше не просить, чем попросить и получить отказ.
И она была права. Я бы не пошел. Слишком многое происходило в Оленьем замке, слишком настоятельным был долг перед моим королем. Как это было похоже на мою Молли, она привыкла справляться со всеми трудностями сама. Мне захотелось обнять ее, крепко прижать к себе.
Она снова вцепилась в стол, глаза ее расширились, теперь она молчала, поддаваясь силе того, что происходило в ней.
Она была одна. Она думала, что я умер. И она рожала ребенка в крошечной, продуваемой ветром хижине. Я потянулся к ней с криком: Молли, Молли! Но она была слишком сосредоточена на своих ощущениях и прислушивалась только к собственному телу. Внезапно я понял, что происходило с Верити, когда
Дверь неожиданно распахнулась, впустив в хижину порыв ледяного ветра с дождем. Она подняла глаза и спросила, задыхаясь:
— Баррич? — Голос ее был полон надежды.
Снова я был потрясен, но потрясение утонуло в ее благодарности и облегчении, когда он появился на пороге.
— Это всего лишь я, к тому же насквозь промокший. Я не смог достать тебе сушеных яблок, сколько бы ни предлагал за них. Городские магазины пусты. Надеюсь, хоть мука не промокла. Я бы вернулся раньше, но эта буря… — говорил он, входя.
Мужчина, вернувшийся домой из города. Сумка висела у него за плечом, вода текла по его лицу и капала с плаща.
— Началось, время пришло… — в отчаянии проговорила Молли.
Баррич выронил свою сумку, захлопывая и запирая дверь.
— Что? — спросил он, вытирая лицо и отбрасывая мокрые волосы.
— Ребенок. — Теперь ее голос был странно спокойным.
Он бессмысленно таращился на нее несколько секунд, потом твердо сказал:
— Нет. Мы считали, ты считала. Этого не может быть. — Внезапно голос его зазвучал почти сердито. Баррич отчаянно хотел, чтобы он был прав. — Еще пятнадцать дней, может — даже больше. Повивальная бабка, с которой я сегодня разговаривал и все уладил, сказала, что придет посмотреть тебя через несколько дней.
Он затих, когда Молли снова схватилась за край стола. Она сморщилась от напряжения. Баррича как обухом по голове ударило. Я никогда не видел его таким бледным.
— Мне вернуться в поселок и привести ее? — тихо спросил он.
Прошла целая вечность, прежде чем Молли заговорила:
— Думаю, у нас нет времени.
Баррич словно прирос к полу, капли скатывались с его плаща. Он не входил в комнату и стоял неподвижно, как будто Молли была опасным животным.
— Может, ты ляжешь? — спросил он неуверенно.
— Я пробовала — очень больно, когда лежишь и начинаются схватки. Я кричу.
Он кивал, как марионетка.
— Тогда, наверное, тебе лучше стоять. Конечно. — Он не двигался.
Она с мольбой посмотрела на него.
— Ведь не такая большая разница, — сказала она, тяжело дыша, — жеребенок или теленок…
Его глаза стали совсем круглыми. Он свирепо затряс головой.
— Но, Баррич… больше мне никто не поможет. А я… — Она закричала и наклонилась над столом, стукнувшись лбом о твердую поверхность. Низкий крик был полон страха и боли.
Он осознал, как ей страшно, и быстро тряхнул головой, как бы пробуждаясь.
— Ты права. Никакой разницы. Я делал это сотни раз. То же самое, я уверен. Ладно. Сейчас. Ну-ка, посмотрим. Все будет хорошо. Дай мне только… ох! — Он стащил с себя плащ и бросил его на пол, поспешно убрал с лица мокрые волосы, подошел к ней и опустился на колени.
— Я собираюсь пощупать тебя, — предупредил он, и она еле заметно кивнула, соглашаясь.
Потом его уверенные руки оказались на ее животе, осторожно, но твердо спускаясь вниз. Я видел, как он делал это, когда у кобыл бывали затруднения и ему хотелось помочь им.