Странствия убийцы
Шрифт:
Я оделся перед огнем, в отчаянии, что пропустил его визит, и тем не менее испытывая облегчение. Зная Баррича, я мог сказать, что он, вероятно, чувствовал примерно то же самое, когда пришел сюда и обнаружил, что меня нет. Может быть, он принес все это, чтобы убедить меня вернуться к нему? Или чтобы пожелать мне счастливого пути? Я попытался не думать о его намерениях и о его реакции, когда он увидел брошенную хижину. Снова одетый, я почувствовал себя в гораздо большей степени человеком. Я повесил кошелек и нож на пояс и туго затянул его. Потом подвинул стул к очагу и сел, уставившись в огонь.
Теперь наконец я позволил себе задуматься о своем сне. Я чувствовал странное напряжение в груди. Я трус? Не уверен. Я собирался
Нужно ли было убивать Регала, или мне просто этого хотелось? Почему это имело значение? Потому что имело. Может быть, вместо этого я должен был бы идти искать Верити.
Глупо думать об этом, пока я не знаю, жив ли он. Если бы я мог связаться с ним Скиллом, это было бы нетрудно выяснить. Но я никогда не владел Скиллом в совершенстве. Тут уж Гален постарался. Он хитростью и давлением отнял мой естественный сильный талант к Скиллу и превратил его в нечто непостоянное и ненадежное. Можно ли это изменить? Мне бы нужно как следует овладеть Скиллом, если я хочу проскользнуть мимо группы Регала и добраться до его горла. Но можно ли научиться этой магии самостоятельно? Как может человек научиться чему-то, если он даже не совсем понимает, как это действует? Все способности, которые Гален либо вбил, либо выбил из меня, все знания, которые у Верити никогда не было времени мне передать, — как я мог научиться этому сам? Невозможно.
Я не хотел думать о Верити. Это, как и многое другое, напоминало мне о моем долге. Верити. Мой принц. Теперь мой король. Связанный с ним кровью и Скиллом, я начал понимать его как никакого другого человека. Быть открытым Скиллу, говорил он мне, это значит просто не быть закрытым для него. Война Скилла с пиратами стала его жизнью, отбирая его юность и жизненные силы. У него никогда не было времени научить меня контролировать мой Скилл, но он преподал мне все уроки, какие только мог. Сила его Скилла была такова, что он мог прикоснуться ко мне и быть со мной единым существом на протяжении многих дней или даже недель. А однажды, когда я сидел в кресле перед рабочим столом в башне моего принца, мне удалось связаться с ним Скиллом. Я смотрел на инструменты, которыми он рисовал свои карты и которые были разбросаны на столе, и мне захотелось, чтобы он был дома и управлял своим королевством. И тогда, в тот единственный раз, я просто потянулся и достиг его. Так легко, без подготовки и даже без такого намерения. Сейчас я пытался привести себя в то же состояние духа, хотя передо мной не было ни стола Верити, ни беспорядка на нем, который помог бы мне вспомнить о Верити. Но если я закрою глаза, то смогу увидеть своего принца. Я набрал в грудь воздуха и попытался вызвать его образ.
Верити был шире меня в плечах, но немного ниже ростом. У моего дяди, как и у меня, были темные глаза и темные волосы династии Видящих, но его глаза были посажены глубже, чем мои, а непокорную шевелюру и бороду тронула седина. Когда я был мальчиком, это был плотный мужчина с прекрасной мускулатурой, обращавшийся с мечом так же легко, как с пером. Последние годы иссушили его. Он был вынужден проводить слишком много времени в физическом безделье, когда использовал силу своего Скилла, чтобы защищать от пиратов нашу береговую линию. И в то время, когда его мышцы ослабевали, сила его Скилла возрастала, и в конце концов в его обществе я чувствовал себя так, словно стоял перед пылающим очагом. В такие мгновения я гораздо сильнее ощущал его Скилл, чем его тело. Чтобы приблизиться к нему, я вызвал в памяти цветные чернила, которыми он рисовал свои карты, запах пергамента и эльфовой коры, слишком часто присутствовавший в его дыхании.
— Верити, — тихо сказал я вслух и почувствовал,
Я открыл глаза. Я не смогу пробиться к нему, пока не опущу свои стены. Образ Верити ничем мне не поможет, пока я не открою дорогу своему Скиллу, чтобы он мог рвануться вперед и впустить в мое сознание Скилл Верити. Очень хорошо. Это не так уж трудно. Расслабиться. Смотреть в огонь и наблюдать за крошечными искрами, которые вылетают из огня. Танцующие легкие искры. Ослабить напряжение. Забыть, как Уилл ударил силой своего Скилла по моей стене и чуть не разрушил ее. Забыть, что только эти стены сохранили мое сознание, пока люди Регала сокрушали мою плоть. Забыть болезненное ощущение насилия в тот раз, когда ко мне пробивался Джастин. Забыть, как Гален разрушил мой талант к Скиллу, использовав свое положение мастера Скилла и силой завладев моим сознанием.
Так ясно, словно Верити снова был рядом со мной, я услышал слова моего принца: «Гален испугал тебя. У тебя есть стены, которые не могу пробить даже я, а я силен в Скилле. Ты должен научиться опускать их. Это трудно». Эти слова были сказаны много лет назад, до вторжения Джастина, до атаки Уилла. Я горько улыбнулся. Знали ли они, что преуспели в своем стремлении лишить меня Скилла? Они, вероятно, не думали об этом. Кто-то где-то должен это записать. Когда-нибудь одаренный Скиллом король может найти полезной эту информацию: если вы сильно повредите сознание одаренного Скиллом, опять-таки при помощи Скилла, вы можете замкнуть его в самом себе, так что он полностью утратит свою силу.
У Верити не было времени научить меня опускать стены. По грустной иронии он улучил момент показать мне, как укрепить их, чтобы я мог скрыть от него свои личные мысли, если не хотел ими делиться. Похоже, этому я научился слишком хорошо. Я подумал, будет ли у меня когда-нибудь время разучиться делать это.
Время, не время, устало вмешался Ночной Волк. Время — это то, что придумали люди для собственного беспокойства. Ты думаешь об этом, пока у меня не начинает кружиться голова. Зачем ты вообще идешь по этим старым следам? Вынюхай новый, там, может, найдешь немного мяса. Если хочешь получить добычу, ты должен охотиться, вот и все. Ты не можешь сказать: охотиться — это слишком долго, я просто хочу есть. Все это одно. Охота — это начало еды.
Ты не понимаешь, сказал я ему устало. В дне слишком много часов, и слишком много дней, в которые я могу это сделать.
Зачем ты рубишь свою жизнь на кусочки и даешь этим кусочкам имена? Часы, дни. Это как с кроликом. Если я убил кролика, я ем кролика. Он сонно, недовольно фыркнул. Когда ты получаешь кролика, ты разрубаешь его на куски и называешь это костями, мясом, шерстью и потрохами. И тебе всегда мало.
Так что же мне делать, о мудрый учитель?
Перестань скулить и просто сделай то, что хочешь. Дай мне спать.
Он слегка толкнул меня мысленно, как можно толкнуть локтем в ребра, когда сосед по столу в таверне подсаживается к тебе слишком близко. Я внезапно осознал, каким тесным был наш контакт в последние несколько недель. Было время, когда я упрекал его за то, что он все время находится в моем сознании. Я не хотел его общества, когда бывал с Молли, и пытался объяснить ему, что такие мгновения должны принадлежать мне одному. А этот его толчок сделал для меня ясным, что теперь я привязан к нему так же тесно, как он ко мне, когда был еще щенком. Я отбросил желание схватить его, устроился поудобнее в кресле и уставился в огонь.