Странствия
Шрифт:
Это место ему нравилось. Он бродил по парку, думая о Элизабет, думая о молодости… И наконец вышел к извилистом) ручью. Перевернутые отражения самых высоких городских башен казались в нем иголками. Кэмерон опустился на колени, чтобы напиться. Вода была прохладной, сладкой, терпкой, почти как молодое вино. Но едва он сделал глоток, как из рыхлой земли выскочило какое-то устройство, состоящее из пяти тонких металлических колонок. На трех из них во все стороны торчали видеосенсоры, одна была оснащена решеткой, а на пятой мигали разноцветные огни. Из-за решетки послышались непонятные слова, и тон был явно угрожающим. Кэмерон догадался, что перед ним полицейский робот, требующий предъявить удостоверение личности.
— Извините, — сказал он. — Я не понимаю, что вы говорите.
Тут же прямо из деревьев,
— Все в порядке, — успокоил их Кэмерон. — Я не замышлял ничего дурного. Просто дайте мне выучить язык, и обещаю, что стану полезным обществу.
Одна из машин выпустила в него густое лазурное облачко. Вторая уколола тонкой иголкой в руку и взяла каплю крови. Вокруг собиралась толпа. Люди показывали на него пальцем, хихикали, подмигивали. Музыка с вершин небоскребов стала громкой и зловещей; она сотрясала напоенный ароматами воздух и угрожала лично ему.
— Позвольте мне остаться, — начал упрашивать Кэмерон, но музыка подталкивала его, выдавливала сильной неодолимой рукой, непреклонно выдворяла из этого мира.
Он, Кэмерон, был слишком примитивен для них. Второй сорт, да еще напичканный всякими давно исчезнувшими у них микробами. Ладно. Если им так хочется, он уйдет — не из страха, не потому, что они так его напугали, а всего лишь из вежливости.
Он картинно попрощался — согнулся в поклоне, достойном Рэли [7] , послал воздушный поцелуй металлическим колонкам и улыбнулся, пританцовывая.
7
Сэр Уолтер Рэли — английский авантюрист, поэт, драматург и историк XVI–XVII вв., фаворит королевы Елизаветы I. (Примеч. перев.)
Прощайте. Прощайте.
Музыка взвилась в неистовом крещендо. Он услышал небесные трубы и далекий гром.
Прощайте.
Вперед!
12
Это был какой-то восточный базар времен Средневековья, с отвратительными запахами и толкотней. Смуглые седобородые старцы в просторных плотных серых одеждах терпеливо сидели возле развязанных мешков с пряностями и зерном. Повсюду бродили прокаженные и калеки, назойливо выпрашивая милостыню. Стройные голенастые краснокожие мужчины в узких набедренных повязках, позвякивая яркими медными серьгами, обособленной группой пробирались сквозь толпу. Они ничего не покупали и ни к чему не приценивались. Их узкие красивые лица казались выточенными из камня. Они шествовали, как принцы инков. Возможно, это и в самом деле были принцы инков.
В шуме и гаме базара Кэмерон не мог уловить ни одного знакомого слова. Он видел блеск золотых монет, которыми расплачивались за покупку. Женщины несли на головах огромные тюки и ослепительно улыбались, блестя зубами. Здесь ходу были лоскутные юбки, закрывающие лодыжки, зато груда оставалась обнаженной. Некоторые бросали на Кэмерона нескромные взгляды, но он не решался отвечать на эти соблазнительные знаки внимания — сначала нужно было разобраться, что здесь дозволено, а что нет.
В дальнем конце грязной площади он увидел женщину, похожую на Элизабет. Она стояла спиной к нему, но эти выразительные плечи он бы узнал где угодно, как и прямую осанку и длинные золотистые волосы. Он направился к ней, с трудом прокладывая себе дорогу в толпе, и, преодолев полпути, увидел, что рядом с ней стоит мужчина в свободном черном халате, примерно одного с ним роста и сложения. Нижнюю часть его лица закрывал темный платок. Глаза у мужчины были мрачными, а левую щеку до самых волос рассекал ужасный шрам со следами ниток. Он что-то шепнул женщине, которую Кэмерон принял за Элизабет, и та кивнула и повернулась. Теперь Кэмерон видел ее лицо: да, похоже, это была именно Элизабет, но с таким же, как у мужчины, воспаленным уродливым шрамом на правой щеке.
У Кэмерона перехватило дыхание. Мужчина в черном вдруг показал на него и что-то крикнул. Краем глаза Кэмерон уловил какое-то движение сбоку от себя, повернул голову и увидел, что к нему несется невысокий толстяк, бешено размахивая ятаганом. Камерону вдруг представилось, что он рассматривает фотографию: у него было достаточно времени, чтобы обстоятельно изучить умащенную бороду нападающего, его крючковатый нос с торчащими из ноздрей волосками, желтые зубы, дешевые тусклые камни на рукояти сабли. Потом убийца осыпал Кэмерона какой-то бранью — возможно, арабской, — и страшное лезвие начало опускаться.
Мрачное получалось приветствие. Оно не оставляло никакой возможности продолжить знакомство с этим миром. За миг до того, как быть рассеченным надвое, Кэмерон с сожалением покинул его.
13
Вперед. В мир, где не было ничего твердого, где не было и самой Земли, так что он просто плавал в космическом пространстве, парил в пустоте. Все вокруг заливал яркий зеленый свет, он исходил отовсюду сразу, как послание от Вселенной.
Кэмерон, охваченный величайшим спокойствием, погружался в это радующее душу сияние дни напролет — если можно говорить здесь о днях, — медленно плыл, поворачивал, подправляя свой курс легкими движениями локтей и коленей. Впрочем, направление не имело значения: все здесь было одинаковым. Зеленое сияние поддерживало и питало его и служило для него развлечением. Кэмерон играл с ним. Из этой лучистой субстанции он творил образы, лица, орнаменты, создавал для себя Элизабет, лепил собственные резкие черты, наполнял небеса легионом марширующих китайцев в конусообразных соломенных шляпах, а потом вычеркивал их резкими диагоналями. По его желанию река серебра текла через все небо и низвергала свои сверкающие воды на склон горы высотой в тысячу миль.
Он кружил. Он плавал. Он скользил. Он давал волю всем своим фантазиям. В этом неземном мире царила абсолютная свобода. Но этого было недостаточно. Ему наскучила пустота. Ему наскучила безмятежность. Он выжал из этого мира все возможное — но слишком быстро! Он не знал, в нем ли тут дело или в здешнем мире, но чувствовал, что должен уйти. А потому — вперед!
14
Когда Кэмерон возник среди крестьян, те с испуганными криками бросились врассыпную. Он оказался в какой-то деревне на восточном берегу залива: вокруг зеленели ухоженные поля, от центральной площади лучами расходились ряды низких плетеных хижин, плакали голые малыши, едва научившиеся стоять на ногах, группами бродили деловитые козы, гуси и куры. Был полдень, и в оросительных канавах отражалось солнце.
Люди трудились тут в поте лица. Разбежавшись от него поначалу, они теперь осторожно, пригнув головы, возвращались, готовые дать стрекача при новых чудесах. Это был еще один из тех буколических миров, где никто и не слыхивал о Сан-Франциско.
Кэмерон не мог понять, к какому народу принадлежат эти поселенцы и каким ветром их сюда занесло. Они не были ни индейцами, ни китайцами, ни перуанцами — скорее уж, европейцами, какими-нибудь славянами… но что славянам делать в Калифорнии? Может, это русские крестьяне, пришедшие заселять здешние земли, как когда-то заселили Сибирь? Такое; предположение показалось ему вполне правдоподобным — они были крепкими и коренастыми, с темными грубыми лицами. Однако выглядели на удивление первобытно — полуголые, в меховых штанах, а то и вовсе без штанов, — словно не подданными царя они были, а, скорее, скифами или киммерийцами, перебравшимися сюда из доисторических болот у Вислы.
— Не бойтесь, — сказал он и простер к ним руки.
Казалось, они потихоньку одолели страх и робко приблизились, рассматривая его большими темными глазами.
— Я вас не обижу. Я просто пришел в гости.
По толпе прошел приглушенный шум голосов. Женщина храбро подтолкнула к нему ребенка, девчушку лет пяти, голенькую, с черными засаленными кудряшками. Кэмерон подхватил ее на руки, погладил, пощекотал и легко опустил на землю. Тотчас все племя окружило его. Они больше не боялись: трогали его за руку, опускались на колени, гладили его ноги. Мальчик принес ему кашу в деревянной миске. Старуха протянула кружку сладкой медовухи. Стройная девушка набросила ему на плечи темно-рыжую шкуру. А потом они начали петь и танцевать — страх обернулся любовью, и Кэмерон стал их почетным гостем. И даже более того — богом.