Странствование Суэмбахамона
Шрифт:
— Гляди на восток, хозяин, — сказал кормчий, — сейчас там появится туча. Через час мы уже будем либо у бога смерти, либо буря подхватит нас и где — то выбросит на берег!
Пронёсся лёгкий порыв ветра, взметнув полы одежды Суэмбахамона, и снова всё затихло. И в этой страшной, давящей тишине белые гребни валов, поднимавшихся всё выше, казались от заходившего солнца кроваво — красными. «Корабль шёл последнее время на юг, а теперь его повернуло на запад, — вдруг понял вельможа, — значит, он приближает ся к входу в подземный мир [12] , где нас ждёт страшный змей — пожиратель Апоп. „Иди с миром на запад“, — поют, провожая покойного. Итак, мы у врат смерти! Да поможет нам великий Амон-Ра!»
12
По представлениям древних египтян, загробный мир находился на западе.
Суэмбахамон опустился на колени и начал горячо молиться. Его примеру сразу же последовал Иринефер. Кормчий с презрением взглянул на них — «как эти египтяне боятся смерти!» — и снова уставился на восточную часть небосвода.
Острый глаз моряка уже заметил там чёрную, быстро надвигавшуюся полосу. Туча неслась к ним, как чудовишная птица, всё шире раскрывая свои крылья. От света только что окунувшегося в волны солнца верхушка тучи отсвечивала медно — красным. Вот туча закрыла уже четверть небесного свода; в её чудовищной черноте то и дело вспыхивали молнии, но грома ещё не было слышно. Ниже тучи тянулась мутная косая полоса ливня, колебавшаяся из стороны в сторону, словно по океану ходила гигантская метла.
И вдруг обрушился резкий ветер. Он крепчал с каждым мгновением, забивая лёгкие и мешая дышать. Кормчий схватил Суэмбахамона и потащил к люку, вслед за ними последовал испуганный Иринефер. Они спустились в трюм, где уже находились все остальные, плотно закрыли отверстие, и последние частички света исчезли, поглощённые густой, давящей тьмой.
Страшный вал поднял корабль на неизмеримую высоту и тут же сбросил его в какую — то пропасть. Корпус затрясся, затрещал, словно готовясь развалиться, и Суэмбахамон уже представил себя в кипящей чёрно — зелёной бездне. Но новая волна снова подхватила судно и понесла его. Бешеное завывание ветра, словно сорвавшегося с цепи, заглушало все остальные звуки: стоны, молитвы и проклятия моряков, шум ливня и сухой треск близких молний, бичевавших океан. Мачты, руль и снасти были мгновенно снесены, и «Амон доволен» превратился в беспомощную игрушку ветра и волн.
…Чудовищный ураган продолжался двое суток. В короткий перерыв затишья, начавшийся внезапно и так же кончившийся — бывалые мореходы называли его око бури, — кормчий поднялся на палубу, но не возвратился. То ли его смыло неожиданной волной, то ли схватили морские чудовища, поднявшиеся из глубины, — никто не знал, да, по правде сказать, особенно и не заботился.
Когда наконец буря утихла и Суэмбахамон поднялся наверх, он был поражён. Сидя в трюме, египтянин каждый час ждал, что корабль вот — вот будет выброшен на берег или они вступят в мрачную загробную область, где услышат страшные голоса богов. А теперь он видел всё тот же бесконечный, опостылевший океан без всяких признаков земли. Куда же нёс их этот ураган? Неужели «Амон доволен» всё время ходил по большому кругу, вместо того чтобы нестись вперёд?
Он огляделся. По — прежнему бесконечной чередой шли волны, по — прежнему корабль, подгоняемый ветром, двигался вперёд. Тоска сжала сердце изгнанника. Куда влекут его боги, с какой целью?
Иринефер, взявший теперь на себя командование кораблём, хлопотал с матросами над установкой временной мачты. Из двух больших вёсел, хранившихся в трюме, составили треугольник и по возможности крепко увязали верёвками. Вместо паруса — полосатый тент. Скорость судна заметно увеличилась. Подкрепились остатками еды. Выпили по последней чаше пресной воды. Истомлённые матросы разлеглись на досках палубы и погрузились в сон: сказывалось прошедшее напряжение. Иринефер приблизился к Суэмбахамону. Его смуглое, обветренное лицо было тревожно.
— Что же мы будем делать, господин? Воды совсем нет, а из еды остался только мешок ячменной муки и полмешка сушёных фиников. Мы ведь находимся в открытом море уже больше двадцати дней!
— Не знаю, — беспомощно сказал вельможа. — Ты — кормчий, тебе и решать…
Иринефер отошёл от хозяина, уселся и глубоко задумался. Он тоже не знал, как надо поступать в таких случаях. Всю свою жизнь Иринефер плавал по великому Хапи, там всё было бы просто: пресная вода, рыба, а главное — рядом берег, на который можно высадиться в минуту опасности!
Так ничего и не решив, Иринефер встал и начал бесцельно бродить по кораблю. Удивительно, что «Амон доволен» выдержал такой ураган, честь и слава выстроившим его мастерам! Но следующей, даже небольшой, бури корабль уже не перенесёт!
…Последовавшие затем дни помнились Суэмбахамону смутно и отрывочно, какими — то отдельными, яркими, но не связанными между собой картинами… Сошедший с ума матрос, безостановочно бегавший по палубе и что — то кричавший… Крупные капли росы на какой — то деревянной поверхности, которые он жадно слизывал распухшим, неповоротливым языком… Блаженный, необъяснимо желанный вкус сырой рыбы, кусочки которой совал ему в рот Иринефер… Яркие незнакомые звёзды на ночном небе и указывающий на них удивлённо кормчий… Что же было потом, и где он сейчас?.
Суэмбахамон встал, огляделся.
В нескольких десятках шагов от себя он увидел папирусную лодку и узнал её: она была на борту корабля «Амон доволен». Теперь в его сознании всплыло и воспоминание, что он из неё выполз к реке. Значит, на ней приплыл он к этому незнакомому берегу. Египтянин невольно взглянул на океан, ища корабль. Но поверхность океана была совершенно пустынна.
Новый страх охватил странника: неужели он здесь совершенно один? Пошатываясь от слабости, египтянин двинулся к лодке, подошёл и отпрянул в ужасе. На дне с закрытыми глазами лежал страшно исхудавший, похожий на мумию, мёртвый Иринефер; его губы, растянутые в неестественной улыбке, обнажали ещё крепкие жёлтые зубы.
Суэмбахамон со страхом и жалостью несколько минут смотрел на своего верного кормчего. Иринефер умер! Вдвоём им было бы значительно легче, да и жизненный опыт его значит много. Какая жалость, что он умер!
Вдруг неожиданная новая мысль блеснула в мозгу египтянина. Может быть, Иринефер не умер, а просто в обмороке, как это было недавно с ним самим? Он пощупал его тело, оно было тёплым, он, казалось, ощущал даже слабые, едва слышные удары сердца. Воды! Воды! Вот, что сейчас требуется…
Схватив лежавший в лодке черпак, Суэмбахамон, преодолевая собственную слабость, двинулся к реке. Принеся воду, он стал лить её тонкой струйкой в рот Иринефера. Какова была его радость, когда, казалось, безжизненный кормчий начал, давясь, глотать жидкость. Веки кормчего затрепетали, силясь открыться… Внезапно чья — то отвратительно пахнувшая ладонь зажала рот Суэмбахамона; он почувствовал, что его руки тянут за спину. От потрясения, страха и слабости египтянин потерял сознание.
…Через тринадцать дней египтянин Суэмбахамон, бывший помощник градоправителя Фив, был торжественно принесён в жертву неведомым ему богам этой знойно — душной земли, так не похожей на родную Кемт.