Странствующий чародей

Лайл Холли

— Вы имеете в виду, что в условиях Индии атаман разбойников был предназначен ей в мужья?

— Да, если бы только она не увидела первым Чалмерса! О, как я жалею, что прятал ее так хорошо!

— Но почему она должна совершать сати? — спросил Ши. — Никто бы ничего и не узнал, если бы она вела себя тихо! Даже сейчас она может бросить вызов обычаям и остаться в живых! Они не женаты — никто не сможет обвинить ее!

— Кроме нее самой, — сказал ему Маламброзо. — Она хорошая индийская девушка, и сати — это часть ее дхармы, предназначения всей жизни, для которой она рождена; отказ от

совершения сати обременит ее душу плохой кармой — по-нашему, это возмездие за грех, и тогда после смерти она возродится в низшей касте. Но если она совершит сати, ее душа приобретет хорошую карму — я полагаю, ближайший эквивалент у нас — это милость Господня, прощение, добродетель, — и тогда она возродится в высшей касте. Она всегда повторяет мне индийские притчи о том, что сколько волос на человеческом теле — тридцать пять миллионов, — столько же лет и жена, восходящая на погребальный костер вслед за своим мужем, будет пребывать на небесах, пока не возродится снова, и как змеелов вытаскивает змею из норы, так жена, которая совершает сати, вытаскивает своего мужа из преисподней и воссоединяется с ним; даже если ему суждено испытать страшные муки, терзаться в жутких оковах, пройти через все страдания, изнуренному, отчаявшемуся и измученному за свои преступления, ее самопожертвование спасет его.

Чалмерс оцепенел от ужаса.

— И она действительно в это верит?

— Испокон веков добродетельная женщина не знала более высокого долга, чем после смерти своего господина взойти на его погребальный костер, — вздохнул Маламброзо. — Если только женщина в своей реинкарнации после реинкарнации откажется от сати, ей не избежать возрождения в теле самки животного. Единственный путь, к возрождению в высшей касте и достижению нирваны — это совершение сати после смерти мужа!

Чалмерс наградил его очень злобным взглядом.

— Вы очень крупно за это поплатитесь, Маламброзо! Определенно, в вашей голове индийские догмы занимают слишком много места. Что заставило вас изобретать такую идиотскую схему маскировки? Подумать только, она — ваша дочь! Конечно, я допускаю, что в это намного легче поверить, чем в то, что она ваша жена, потому как вы для нее — древняя реликвия, но как вы собирались жениться на своей собственной дочери?

— Когда я узнал, что вы рыщете здесь, я собирался корректировать ее сознание, чтобы она забыла, что я ее отец, а потом загрузить туда любовный фильтр, — торопливо сказал Маламброзо, — и кого вы зовете реликвией, вы, памятник античности?

— Я вот вам сейчас покажу античность…

— Я вам обоим покажу! — вмешался Ши. — Мы почти уже у городских ворот!

— Если вы не добьете эту дилемму прежде, чем они прибьют к кресту разбойника, вам придется делить не женщину, а барбекю!

— Да-да, вы правы! — С видимым усилием Чалмерс придушил свой гнев и повернул разум в аналитическое русло. — Итак, любовь с первого взгляда была для нее признаком того, что разбойник — предназначенный ей супруг, — резюмировал он, — и поэтому, если он умрет, то и она должна умереть тоже! О, черт бы вас побрал, Маламброзо! На этот раз вы действительно учинили полнейший беспорядок!

— Я знаю, знаю! — стонал Маламброзо. — Но вы проклянете меня позже, если вам так это нужно! А сейчас помогите найти способ спасти ее!

К этому времени они вышли из ворот, и атаман разбойников увидел крест, установленный в ожидании его на высоком помосте. Его шаг замедлился, но охрана стала подгонять его копьями, он

бросил на них презрительный взгляд, потом гордо и величественно взошел на помост и встал рядом с огромным деревянным крестом. Он развел руки в стороны, и тут же палачи подошли к нему с гвоздями и молотком.

— Если вы можете придумать, как предотвратить это, то поторопитесь! — умолял Маламброзо.

— Невидимая защита, вроде той, что мы укрыли раджу, когда он сражался? — предложил Ши.

— У меня нет травы, — ответил Чалмерс, напряженно глядя на помост, — и к тому же Рандхир немедленно узнает, кто это сделал. Нет, мы должны придумать что-нибудь такое, что можно было бы по ошибке принять за действие высших сил их собственной религии.

Трое мужчин некоторое время стояли в молчании, а тем временем палачи затягивали веревку вокруг талии вора и крепко привязывали его к середине креста.

— Железная кожа, — вдруг сказал Ши.

— Конечно! От локтя до кисти и от колена до ступни! Быстрее, Маламброзо! Вы берете руки! Вы, Гарольд, правую ногу! Я возьму левую!

Маламброзо смущенно взглянул на Чалмерса, передернул плечами и принялся за дело. Он вытащил несколько металлических предметов из-под своего халата и начал манипулировать ими, бормоча какие-то стихи по-арабски. Чалмерс достал маленький нож из своего воровского наряда, наклонился и потер его о левую голень, тоже что-то бормоча. Уяснив, как его босс использует Законы Подобия и Распространения, Ши вытащил свой нож, приложил его к правой ноге и начал:

В Железной Горе родился Джо Магаран, Когда он подрос, его тело стало стальным. Пусть атамана омоет железный фонтан; И, невредимый, идет он путем иным!

Маламброзо и Чалмерс закончили свои стихи одновременно с ним — и как раз вовремя. Палач приставил огромный шип к запястью разбойника, отвел назад молоток и ударил изо всей силы.

Шип ударился о кожу разбойника, скользнул по ней и погрузился в дерево. Палач оторопел от удивления, потом потряс головой, очевидно думая, что теряет квалификацию. Потом снова приставил шип, снова ударил — и снова у него ничего не получилось.

Разбойник ухмыльнулся, наблюдая за страданиями палача.

— Есть трудности? Моя кожа слишком толстая для твоих слабых мускулов?

Но у второго палача была такая же проблема со вторым запястьем. Первый поджал губы, опять приставил шип и, как следует примерившись, ударил молотком так сильно, как только мог. Шип соскользнул снова и отлетел далеко в сторону.

Атаман разбойников не смог удержаться от издевательского смешка.

Палачи один за другим хватали новые и новые шипы и неистово колотили по ним. Но им ни разу не удалось оставить даже царапины на теле разбойника. А его смех становился тем громче, чем сильнее было их неверие в свои силы. В конце концов они побросали шипы с криком: «Он заколдован!»

При слове «заколдован» Рандхир моментально устремил глаза на Ши и Чалмерса, но Гарольд ответил ему чистым невинным взглядом, тогда как Чалмерс стоял с опущенной головой. Конечно, его голова была опущена, чтобы раджа не увидел движения губ, когда он проговаривал стих и одновременно растягивал в руках нитку из своей манжеты до тех пор, пока она не порвалась.

Веревка тут же слетела с запястья вора. Он удивленно посмотрел вниз, потом улыбнулся и шагнул вперед, победным жестом демонстрируя всем неповрежденные запястья.