Страшилка
Шрифт:
— Где твой горб? — спросил Фёдор.
— Бабка вылечила. Йодом.
— Йодная сетка, что ли?
— Что я, йодной сетки не знаю? Нет, она что-то на спине йодом нарисовала и пошептала неразборчиво. В тот же день горб исчез, как не было.
— И чего такого? — спросил недовольный Родька.
— А того, что докторша не успокоилась. Прикатила в деревню, хотя никто её не вызывал, и пришла прямиком в сельпо. А меня мать, как нарочно, за сахаром послала. Ягод ещё нет, а она для варенья сахар запасает. Мне из магазина и деваться некуда, хоть
— Сентябрь ещё не скоро, — утешил Антон. — А на медосмотр можно и не ходить. Что тебя в школу без медосмотра не пустят? Так и не больно хотелось.
— Тебе легко говорить, тебя на зиму в город увезут, там свои доктора. А тут мимо рыжей не пробежишь.
— Всё равно, не страшно, — объявил Родька.
— Ладно, не придирайся, — тоном арбитра произнёс Костя Гнец. — Зачётная история. Кто следующий рассказывает?
— Вот мы тут сидим, — негромко произнесла Лиза, — а Бурбас в темноте ходит, на нас смотрит. Кто от света отойдёт, тот к Бурбасу попадёт.
— Барбос — это серьёзно, — признал Антон.
— Бурбас, — поправил Федя. — Меня мама в детстве тоже Бурбасом пугала, чтобы я ночью из дома не высовывался.
— Хороша страшилка, — Родька никак не мог успокоиться. — Ты ещё песенку спой: «Придёт серенький волчок и ухватит за бочок».
— Нормальная страшилка, — вступился за сестру Фёдор. — Вот ты большой, Бурбаса не боишься, а можешь сейчас сходить к реке, камыша принесть?
— Вот ещё… там пока камыша нарвёшь, в иле перемажешься хуже чёрта.
— То-то ты, пока светло было, и мы рядом, таким чистюлей не был, а сейчас, когда в камышах Бурбас бродит, сразу забоялся.
— Ну вас, — всерьёз обиделся Родька. — Сколько вам камыша притащить?
— Каждому по бомбошке, — подсказал Антон.
— Дура неграмотная! Бомбошки у рогоза, а у камыша метёлки.
— Мне всё равно. Ты, главное, принеси. И Бурбасу на обед не попадись.
— Нет там никакого Бурбаса, — сказал Родька, решительно вставая.
— Погодь, — остановил его Гнец. — Там и вправду кто-то идёт.
В полутьме наступившей июльской ночи показались две фигуры. Оба в плащах с капюшонами, надвинутыми на головы, так что лиц не разобрать. Ростом невысокие, но по повадкам судя, не мальчишки.
— Погреться пустите? — спросил один.
Голос у гостя оказался невнятный, с хрипотцой, так что и по голосу не определить, кто перед тобой.
— Садитесь, места не купленные, — ответил Гнец. — Вы из зареченских будете?
— Можно сказать и так. Из-за речки пришли.
— Я и смотрю, что вы не из Орехово. Тамошних-то я всех знаю.
— А как вы через речку перешли? — спросила Лиза.
— Вброд. Там не глубоко.
— А почему у тебя ноги сухие?
— Я вот у него на спине переехал.
— А у него — почему сухие?
— Он у меня на спине переехал.
Все
— Эх ты, если кроссовки и штаны снять, то речку вполне можно перейти, не вымокши.
Костёр уже не давал пламени, рассыпаясь горкой угля.
— Картошка, должно быть, спеклась, — произнёс в наступившей тишине Серёжик.
— Ей ещё маленько пропечься нужно, на одну историю. Чья очередь рассказывать?
— Пусть они рассказывают. На новенького.
— Точно, — согласился Гнец. Он повернулся к капюшонам и пояснил: — Мы тут страшилки рассказываем, так с вас взнос — какой-нибудь ужастик позаковыристей. Фильмы пересказывать нельзя, надо свою историю.
— Можно и свою, — голос второго гостя оказался точь-в-точь таким же, что и у первого, а быть может, они успели поменяться местами, прежде чем усесться у огня. — Тогда, слушайте. Вот вы пошли ночью на берег. А вы знаете, что ночевать в здешних местах под открытым небом — опасно?
— Так мы не ночуем, — словно оправдываясь, сказал Антон. — Сейчас картошки поедим, костёр прогорит — и по домам пойдём.
— Уже забоялся, — заметил Родька.
— Не забоялся, а для уточнения.
— Для уточнения или ещё для чего, это совершенно без разницы. Думаете, почему у вас лошадей в ночное не гоняют?
— У нас лошадей в деревне не осталось, одни трактора. Конюшня который год стоит пустая, — резонно возразил Антон.
— Прежде тоже не гоняли. Не верите, спросите старших, ежели доведётся. А сколько охотников и рыбаков в здешних камышах сгинуло — не пересчитать. Утонуть тут негде, серьёзно заблудиться тоже нельзя, а народ гинет. Зато дурачок ваш деревенский повсюду шастает, и ничего с ним не делается.
— Какой дурачок? — спросил Костя Гнец. — Дед Мамай, что ли? Так он уже лет пять, как умер.
— Жаль. Душевный старичок был.
— Да, безвредный. А вы его, что, знали?
— Приходилось встречаться, — рассказчик усмехнулся и эхом ему откликнулся второй капюшон. — Так вот, разожжёт путник или, там, рыбак, костерок, станет вечерять, а тут к нему подойдёт неведомое: с виду человек или даже двое, попросятся у огня погреться. Посидит оно у костра, поговорит, о чём придётся, да и пойдёт себе. Но не дай бог путнику заметить в гостях что странное. После этого домой он уже не вернётся: ни самого человека не найдут, ни мёртвого тела — ничего. Одно остывшее кострище.
— Куда ж он денется? — тихо спросил Серёжа.
— Неизвестно. Неведомая сила утащит.
— Собаку надо сыскную, — посоветовал Родька.
— Пробовали. Скулит и поджимает хвост.
— Надо Мухтара. Мухтар ничего не боится.
— Мухтар не боится стрельбы и вооружённых бандитов. А потустороннего любая собака пугается, потому что чует его, а сделать ничего не может. Но хоть бы и не испугалась, куда она поведёт, если следа нет?
— Чего странного людям видеть нельзя? — продолжал допытываться Серёжик, бывший, видимо, изрядным мистиком.