Страшная большая планета
Шрифт:
— Юмор в покойницкой… — пробормотал Северцев.
— Эх, Володя, Володя… — Профессор покачал головой. — Хорошо бы выставить вас на полчасика наружу. Это прохладило бы вас.
— Слушайте! — воскликнул Михаил Петрович. — У меня идея…
— Первая идея на Юпитере. Интересно.
— Да, идея. Давайте пообедаем!
Северцев и Беньковский переглянулись.
— Неплохо придумано. Когда еще призовет нас господь… А я, откровенно говоря, думаю: чего это мне не хватает…
— И выпьем тоже, — решительно сказал Беньковский, разглаживая бороду.
Не меньше часа прошло,
— Кушать подано, — слабым голосом провозгласил он.
Михаил Петрович и Северцев, взмокшие и измученные, растянулись рядом с ним. Профессор наполнил стаканы.
— Итак, — сказал он. — Наша первая, но, по всей видимости, не последняя трапеза в водородной бездне…
Они чокнулись и выпили. Северцев потянулся за шпротами. Михаил Петрович занялся ветчиной.
— Собственно, не так уж плохо, — сказал профессор.
— Пикантно, — кивнул Северцев. — Как пир во время чумы.
— Иди ты с чумой, — добродушно-лениво сказал Михаил Петрович. — Чума, смерть… Надоело. Зачем об этом все время напоминать, спрашивается?
— Миша прав. — Профессор с усилием поднял бутылку. — Еще по одной… Вам куда, Миша?
— Сюда. — Михаил Петрович протянул свой стакан. — Сюда и не мимо, пожалуйста. Спасибо. Да, Андрей Андреевич, это совсем не так плохо. У нас есть продовольствие… кислород, приборы для кондиционирования воздуха. Что еще нужно? Мы можем прожить так годы…
— Аванпост человечества в недрах Юпитера, — криво усмехнулся Северцев.
— Вот именно. Аванпост человечества. — Михаил Петрович поднял палец. — Это, знаешь ли, обязывает.
— Собственно, сейчас наше положение не отличается от положения какого-нибудь Робинзона на необитаемом острове…
— С той только разницей, — сказал Северцев, — что у тех была надежда вернуться домой, а у нас…
— Виво — эсперо. — Профессор снова наполнил стаканы.
— Необитаемый остров… с утроенной силой тяжести, без солнца, затерянный в океане сжатого водорода… повисший в розовой пустоте!
— Тяжесть — это скверно, — признался Михаил Петрович. — Иногда мне кажется, что я слышу треск собственных костей. Неужели утроенная?
— Что-то в этом роде. На меньшую не стоило бы обращать внимания.
— Ничего, постепенно привыкнем, — сказал профессор. Глаза его блестели, борода растрепалась, обычно бледное лицо налилось краской. — Зато какой простор для исследований! Мы достанем из кладовых приборы, оборудуем здесь обсерваторию, мы будем наблюдать и вычислять…
— И в один прекрасный час звездолет рухнет в какую-нибудь водородную Ниагару и разлетится в пыль… И это может случиться в любую минуту! Вы понимаете?
— Но ведь может и не случиться? — мягко проговорил Михаил Петрович.
— Дамоклов меч!
— Ну и черт с ним! Плюнь. Или займись кроликами.
Профессор протянул к ним руку.
— Мы не имеем права так рассуждать. Я не хочу краснеть при мысли о том, что о нас подумают, когда найдут через сотни лет. Мы должны работать, черт вас побери совсем. И мы будем работать.
И тут что-то случилось. Послышался сухой скрежет. Звездолет сильно качнуло. Пол накренился. Упала и покатилась к стене бутылка. Сдвинулись с места банки и свертки. Снова раздался отвратительный звук ножа по стеклу. Что-то захрустело, гулко треснуло. Пол качнулся еще раз, медленно принял прежнее положение и замер. Розовый свет померк.
— Ого! — спокойно произнес Северцев. — Это что-то новенькое… Надо посмотреть.
Кряхтя от натуги, охая и поддерживая друг друга, они поднялись к иллюминатору. И то, что они увидели, показалось им похожим на сон.
Звездолет медленно проплывал над вершиной громадной серой скалы, основание которой тонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала, голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А за ней вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин, молчаливых, загадочных, непонятных… Эта фантастическая горная страна, так неожиданно вынырнувшая из непостижимых недр планеты, потрясла людей. Это был как бы привет из привычного мира твердых предметов, увидеть который они уже не надеялись. Беньковский бормотал что-то, то и дело крепко потирая щеки ладонью. «Колдовство, колдовство», — повторял негромко Северцев. А Михаил Петрович смотрел во все глаза, провожая взглядом проплывающие под ним вершины и пропасти.
— И вон… еще! — услышал он голос Беньковского.
Выше скалистых зубьев из розового тумана выступил темный бесформенный силуэт, вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся. Сейчас же вслед за ним появился другой, за ним третий… А вдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая сероватая масса.
Между тем горный хребет внизу постепенно опускался, пока не исчез из вида. Первым нарушил молчание Михаил Петрович.
— Это мираж? — спросил он.
Беньковский ответил торжественно и грустно:
— Нет, Миша, это не мираж. Это открытие. Открытие, которое — увы! — не скоро станет достоянием наших друзей на Земле. Мы видели кладбище миров, Миша…
Северцев хлопнул себя по лбу.
— …кладбище миров, которые когда-то — может быть, совсем недавно, а может, и миллионы лет назад — неосторожно приблизились к Бурому Джупу и были проглочены им, как он проглотил и нас. Не исключено, что среди них есть планеты, мало уступающие по величине Луне и даже Меркурию. Недостаточно плотные, чтобы погрузиться в слои металлического водорода и распасться там, они вечно будут плавать здесь… и мы вместе с ними.
Под иллюминатором прошла поразительно гладкая, словно отполированная обширная равнина, окаймленная невысокой грядой округлых холмов, и исчезла.
— Может быть… — робко начал Михаил Петрович.
— Может быть, нас выбросит на такую планету, — торопливо проговорил Северцев, — и мы сможем что-нибудь предпринять…
Беньковский усмехнулся.
— Нам не выбраться на звездолете, даже если бы мы избрали такой путь самоубийства. Давление в сотни тысяч атмосфер…
— А что если… — Михаил Петрович задумался.