Страшная общага
Шрифт:
Могли ли эти обстоятельства быть связаны между собой? Если да, то в какую историю она влипла?
На следующий день в школе случилось то, что случилось. Кто-то проболтался о вылазке кружка «Перо и Ворон» на кладбище. Разумеется, беда Лизу не обошла стороной.
Филиппа редко вызывали в школу. Хоть Лиза и не была пай-девочкой, она изо всех сил старалась, чтобы ситуация не выходила из-под контроля. Но в этот раз на ее стороне не оказалось ни красноречия, ни госпожи Удачи.
Брата вызвали сразу,
Когда Филипп вошел в кабинет директора, Лиза не стала оборачиваться: ей было стыдно.
Директриса чинно поприветствовала его. Лизе было сложно представить, каково это – видеть в своих бывших учениках взрослых людей. Ведь Филипп сам вырос за этими партами, и рос, говорят, не самым прилежным образом. А теперь посмотрите на него: курица-наседка для непутевой сестрички, да еще и в люди выбился.
Филипп прошел в кабинет директора и занял место подле Лизы. Он не щелкнул игриво ее по плечу, как делал обычно. Встревоженный воздух донес до обоняния Лизы едва ощутимый знакомый одеколон. Обычно это означало «спокойствие». Теперь это была «тревога».
Лиза не выдержала и бросила на Филиппа затравленный взгляд. Его профиль – правильный, благородный (а ведь Лиза помнила его прыщавым подростком, как и седовласая женщина, сидящая напротив них). Цепкий взгляд ярких серых глаз (насколько вообще могут быть яркими серые глаза) был направлен на директрису и представлял человека, который готов к конструктивному… нет, не диалогу. Торгу.
Усевшись на переднее пассажирское сиденье, Лиза вяло натянула ремень безопасности.
– Сердишься? – Она искоса поглядела на брата.
Филипп ответил не сразу. Отрегулировал зеркала заднего вида (дольше обычного). Монотонно защелкал поворотник.
– Не сержусь, лисенок, – сказал он наконец ласково. – Просто расстроен. Я полагал, что смогу избежать всех ошибок взрослых.
Они тронулись, а затем молчали целых два поворота. Лиза не знала, как оправдаться, да и нужно ли было вообще оправдываться? Просить прощения? Сделать вид, что ничего серьезного не произошло, и попытаться разговорить брата на другую тему?
Лиза приоткрыла рот, но, взглянув на сосредоточенное лицо Филиппа, тут же его закрыла.
И тут ее прорвало. И чем дальше заходил ее рассказ, тем бредовее он звучал для самой Лизы. Когда она говорила, то сама себе не верила. Потому что… потому что сама не могла проследить логику своих поступков. Почему она пошла на кладбище вместе с этими придурками? Почему выбрала именно этот ритуал – ведь его даже не было в той дурацкой книге. Как она вообще додумалась выцарапать собственное имя под крылом у статуи, да еще окропить ее своей кровью?
Филипп был крайне аккуратным водителем, поэтому, когда он резко ударил по тормозам, Лиза не удержала удивленного вскрика. На мгновение ее оглушил возмущенный сигнал позади следовавшей машины. Он же и привел Лизу в себя. Ну вот, приехали. Теперь они отправятся не домой, а в лечебницу.
А брат тем временем смотрел на нее, как будто впервые в жизни увидел.
– Ты ведь не подшучиваешь надо мной? – спросил Филипп, едва ли не с детской обидой.
Лиза остро ощутила нехватку обращения «лисенок» и, сглотнув, покачала головой.
– Хорошо. Тогда диктуй адрес этой… Общаги.
– Зачем это? – растерялась Лиза. Реакция брата сперва ее успокоила, но теперь она ощущала необъяснимую тревогу. Зачем ему видеть Аделаиду? Чтобы убедиться, что Лиза не врет? Нет-нет, ведь он только что ей безоговорочно поверил. Чтобы… что? Под сосредоточенным взглядом Филиппа она стушевалась. – Я не запомнила адрес. Но, кажется, я помню дорогу.
Лиза понятия не имела, как отнесется Аделаида к внезапному гостю. Они не обсуждали такое. В смысле это подразумевалось само собой: ожившая статуя, которую Лиза должна скрывать и оберегать ото всех. Позднее бы наверняка выяснилось их особое предназначение и прочая и прочая. А теперь о ее существовании знает не только Лиза, но и Филипп, и тот странный парень.
На самом же деле это было ужасно трудно – держать в себе такие секреты. Невольно начинаешь задумываться, а все ли хорошо с твоей головой. Ведь друг, о котором знаешь только ты, – воображаемый друг. Лизе очень не хотелось сходить с ума, притом так, чтобы об этом никто не знал. Даже Филипп… особенно Филипп. Уж лучше вовремя обратиться к специалистам.
Но реакция брата была потрясающей. От слова «потрясение». Лиза всегда знала, что он ей доверяет, но чтобы настолько!
– Аделаида? Это я, – Лиза постучала в номер «54». Дверь распахнулась резче, чем Лиза ожидала.
– А я все гадала, придешь ты или нет! – певуче протянула Аделаида и втянула Лизу внутрь. Кажется, она попыталась сделать это нежно, но девушке почудилось, что в каменной хватке у нее треснули кости.
Аделаида так и светилась от счастья. Насколько подобное выражение применимо к статуе, разумеется. Ожившей статуе. Она была выше Лизы примерно на голову, лицом красивее как минимум в три раза и с такой ангельской статью, что девушке невольно становилось не по себе. От Аделаиды буквально исходили волны восторга, доброжелательности и одухотворенности.
Единственное – что-то в ее облике изменилось. Лиза застыла на месте.
– Честно говоря, я думала, что умру тут со скуки, – призналась Аделаида, и Лиза узнала в ее голосе собственные интонации.
Когда она повернулась к Лизе спиной, девушка уставилась на два неровных скола у статуи на лопатках – Аделаида обломала себе крылья. Только тогда Лиза заметила, что комната, в которой она находилась, была больше похожа на мастерскую резчика по камню, нежели на скромную комнату в общаге.
Куски мрамора были разбросаны повсюду, но Аделаида обращала на них внимание ровно столько, сколько бы Лиза на выдернутые расческой волосы.