Страшная сказка Лидии Синичкиной
Шрифт:
Мягкая мебель с коврами и холодильником отделялась от передней части подвала белой линией, за которую жертва никогда не могла выйти из-за своего электромагнитного ошейника. Вся семья собралась у этой белой линии и уставилась на зареванную Лидию. Когда та увидела празднично одетую семью с шариками и детьми, то от сердца у неё слегка откатило.
– О, прошу вас, не трогайте меня! – захныкала Лидия. – Я никому не скажу! Просто отпустите меня домой! Меня кошка дома ждет и мама будет волноваться.
Все ясно, кошатница, про себя подумал Харри.
Фу, какая уродливая, подумала мама и сделала такое брезгливое лицо, словно смотрела на отвратное насекомое с кучей мутаций.
На
– Держи сын, – сказал отец, передавая ему в руки что-то вроде шариковой ручки.
Только на самом деле это была никакая не ручка. Эту штуку следовало зажимать в ладони так, чтобы большой палец всегда лежал сверху на кнопочке. Даже небольшое нажатие вызывало мгновенный электрошок жертвы. Если бы папа сейчас нажал на эту «ручку» изо всех сил, то Лидия бы потеряла сознание примерно на два с половиной часа. Но это должен был сделать не папа, а его младший сын. Отключенную жертву следовало добить большим ритуальным молотком, который висел на гвоздях у ближней подвальной стены и больше напоминал штуку, которой играют в крокет.
– Сначала жмешь сюда, – папа показывал Шоми, куда нужно жать, – а потом берешь молоток. Проще простого.
Лидия Синичкина слышала каждое слово. Её желудок изнутри покрылся изморозью. Она четко и ясно осознала, что попала в такую западню, из которой на волю выбираются только в форме котлеты.
– Боже мой! – вырвалось из Шоми. – Но она же почти ничем не отличается от нас!
– Пфх, – фыркнул Телл. – Еще как отличается!
– Ты посмотри, какая уродина, – поддержал его Харри. – Да еще и кошатница!
– Она не совсем такая, как мы, – постаралась подбодрить братишку Мури.
– Она совсем не такая, как мы,– мама продолжала делать брезгливое лицо, направив камеру на Лидию.
Отец сел на корточки так, чтобы быть лицом к лицу с сыном.
– Она не такая, как мы, – сказал он твердо, но с нежностью в голосе. – Списки жертв оглашаются советом старейшин каждый год. Она и без нас подлежит дисквалификации за скверные дела.
Шоми взял у отца ручку-отключалку и перешагнул белую линию. Мама ахнула от неожиданности, но продолжила снимать. Братья одобрительно присвистнули, полагая, что Шоми решил не тянуть с ритуалом.
– Осторожней, – волнуясь, прошептал папа и на всякий случай снял со стены молоток.
Такой решительности не ожидал никто, включая Лидию Синичкину. Она вжалась в дальний угол дивана, как дикий зайчонок, которого только выловили из леса. Из неё продолжали выползать мольбы, но все тише и тише.
– Прошу вас, прошу, прошу……
– Привет, я Шоми из семьи Трикитрак, – мальчик подошел к дивану вплотную и протянул ей маленькую пятерню. – Сегодня мне исполнилось семь.
Лидия неуверенно пожала руку маленькому людоеду.
– Я … я Лидия. Синичкина. Мне недавно исполнилось тридцать два.
– Господи, что он делает! – мама едва не проглотила собственный кулак.
Харри и Телл выразительно хлопнули себя ладошками по лбам. Мури тяжко вздохнула, а папа уронил молоток на пол и со словами «хватит снимать» отобрал у мамы камеру.
***
Все три дня, пока старые часы работали, Шоми предоставлялась полная свобода в действиях. Никто не имел права
Насчет того, что Лидия Синичкина не такая, как большинство людей, папа не обманывал. И про утвержденный список жертв он тоже не сочинял. Еще триста лет назад людоеды могли охотиться без разбора за кем угодно, но это создавало неоправданные риски и иногда оборачивалось серьезными проблемами. Людоеды давно заметили, что люди с особой яростью защищают своих соплеменников, если те благородны и человечны. Охота за такими святошами часто влекла облавы в Людоедовы Земли, что приводило к жестким кровопролитиям и серьезным потерям с обеих сторон. С тех пор совет старейшин постановил, что еда должна исчезать из городов незаметно. Так, словно ничего серьезного и не произошло. Именно для этого каждый год составлялся список жертв, куда попадали люди с сомнительной репутацией, моральные уроды, изгои общества, извращенцы, продажные адвокаты и прочие антисоциальные элементы, место которым в принудительной изоляции до скончания времен.
Лидия Синичкина попала в список за то, что прокалывала шприцом крышечки шампуней и впрыскивала туда жидкость для мытья унитазов. Примерно каждый тридцатый покупатель, побывавший в злосчастном магазине бытовой химии, лишался волос в течение нескольких недель. Спроси её сейчас, зачем она так делала, девушка вряд ли бы нашлась с ответом. Где-то в глубине души она чувствовала, что ненавидит всех вокруг и хотела бы жить в таком мире, где ей отведена роль вселенской правительницы, восседающей на трехметровом троне, сплошь из золота и платины. К слову, людям бы пришлось очень туго, если б эти фантазии стали реальностью. Несмотря на червоточины в душевном здоровье, с виду Лидия казалась милым и добрым человечком, прямо ангелочком в синей униформе.
Шоми ничего не знал про темные делишки Лидии. Он видел в ней красивую барышню с большими зелеными глазами и тяжелым снопом длинных волос цвета спелой пшеницы. У неё были тонкие черты лица, которые и вправду могли бы сделать из неё неплохую царицу какой-нибудь древней Вавилонии.
После дня рождения, когда все отправились спать и мама с папой поцеловали его перед сном и еще раз сказали, что у него все получится, он лежал в кровати, сжимая в ладони ручку-отключалку, и смотрел на четырех мышей, к которым подселился новенький. Это был полосатый бурундучок. Полевки не хотели с ним играть, поэтому кучковались отдельно. Шоми понимал их. Брука не заменишь щеголем с полосками. Но тот не был виноват в их утрате и от этого выглядел печально и растеряно. Мальчик понял, что все это время думает о подвале №1. Точнее о той, кто там сейчас наверняка тоже не спит. Шоми знал, что эти три дня – полностью его время. И если он решит спуститься в подвал после полуночи (когда все приличные мальчики уже должны спать), то никто его не остановит.