Страшная тайна

Сноу Майя

Я прервала медитацию только в тот момент, когда в зал вошел господин Тёдзи. Он тоже переоделся в белые траурные одежды, и белоснежные края широких штанин плескались над его обутыми в сандалии ступнями, когда он широким шагом пересекал зал.

— Мы не так рассчитывали проводить мастера, но дух Гоку не будет потревожен, если мы совершим церемонию на несколько часов раньше, — сказал Тёдзи. — Я уже поставил в известность жителей деревни и монахов.

Помолчав, он поклонился гробу, быстро опустил крышку и снял с подставки фонарь, приготовившись возглавить

процессию в храм.

Согласно негласной традиции самурайской школы, дорогу покойному мастеру освещали фонарем, и господин Тёдзи собирался соблюсти этот обычай даже при свете дня. Кроме того, священная обязанность нести фонарь обычно возлагалась на ближайших родственников умершего, но поскольку у мастера Гоку не было семьи, ни у кого не вызвало удивления, что эту честь взял на себя ближайший друг и верный помощник великого сэнсэя.

Круглое лицо господина Тёдзи сейчас было торжественно и сурово, он выпрямился и жестом велел всем нам поднять гроб. Под гроб подсунули носилки, и я почувствовала в левой руке отполированную поверхность рукоятки. Сам гроб оказался на удивление легким, почти невесомым, словно мастер Гоку уже покинул нас.

Я поспешно отогнала эти мысли и сосредоточилась на предстоящих обязанностях.

Мы выстроились по четверо с каждой стороны носилок, и по знаку Тёдзи, стоявшего впереди, повернулись лицом к выходу. Я увидела во дворе толпу скорбящих, готовых присоединиться к нашей процессии и проводить тело мастера Гоку в храм.

Внезапно раздался резкий окрик, и в зал вошел дядя Хидехира в сопровождении дюжины своих вооруженных до зубов солдат.

— Процессию возглавлю я, — грубо объявил он, кладя руку на рукоять своего изогнутого меча.

Я быстро посмотрела на Тёдзи. Лицо его вспыхнуло от гнева, и на несколько мгновений воцарилось напряженное молчание.

Затем Тёдзи молча протянул Хидехире фонарь и поклонился.

Высокомерно улыбнувшись, дзито с нарочитым пренебрежением повернулся к нему спиной и направился к выходу из зала.

Когда он отошел на достаточное расстояние, я услышала, как кухонный мальчик Ко негромко сказал Тёдзи:

— Вы окажете почесть мастеру Гоку, если займете мое место у гроба.

— Я сам почту это за великую честь, сынок, — скромно ответил Тёдзи, вставая на его место.

Следом за Хидехирой мы медленно вышли из главного зала на залитый утренним солнцем двор.

По узким тропинкам, усыпанным чистым белым гравием, мы направились через сады камней и мимо прудов, в которых сияло безмятежное голубое небо.

По пути я невольно вновь и вновь возвращалась мыслями к тому дню, когда впервые увидела мастера Гоку. Он тогда стоял в воротах школы, сурово глядя на моего двоюродного брата Кен-ити, заносчиво вызвавшего меня на поединок.

Как много успел нам дать старый мастер! Я так глубоко ушла в свои мысли, что очнулась только когда кто-то из носильщиков споткнулся, и гроб слегка сдвинулся у меня на плече.

Подняв голову, я поняла, что оступилась Хана. Наверное, она тоже задумалась о мастере Гоку и обо всем, чему он научил нас.

Наконец впереди показался монастырь с высокой пагодой, стоявшей на священной земле, в кольце позолоченного гравия.

Мы приближались к главному зданию с тремя красивыми изогнутыми крышами, вздымавшимися друг за другом.

Монахи в одеяниях цвета шафрана выстроились по обеим сторонам лестницы, ведущей к главному входу, рядом с которым на деревянной раме висел круглый медный гонг.

Монахи склонили свои бритые головы перед дядей и его стражами, которые молча прошествовали между ними вверх по лестнице.

Вскоре и мы очутились внутри храма.

Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидела старого монаха, ожидающего нас перед бронзовой статуей Будды. В руке он держал ритуальный посох сякудзе, рукоятка которого была украшена множеством бронзовых колец. За спиной монаха возвышался величественный алтарь, пестревший синей и зеленой росписью с добавлением черной лаковой краски.

Когда мы приблизились, монах прозвенел в алтарный колокол и начал петь; протяжные носовые звуки молитвенного песнопения мгновенно заполнили собой пространство храма.

Мы бережно опустили гроб перед алтарем.

Господин Тёдзи одобрительно кивнул и шагнул вперед, чтобы в последний раз поправить гроб и одежду покойного.

Ученики начали молча заполнять пространство храма за нашими спинами, они подходили друг за другом и аккуратными рядами опускались на колени.

Провожаемые грозными взорами господина Хидехиры и его солдат, в храм робко входили крестьяне с низко опущенными головами и занимали места вдоль боковых стен. Я слышала, как где-то в дальних рядах тихо всхлипывала какая-то женщина. Среди скорбящих было несколько мужчин с волосами, убранными в традиционный самурайский пучок, и я догадалась, что это бывшие ученики Гоку пришли проводить его в последний путь.

Монахи медленно вышли в центр зала, продолжая траурную церемонию.

После долгой молитвы старый монах закончил пение и замолчал. Настало краткое время безмолвных раздумий. Я знала, что после этого один из родственников покойного должен встать и поблагодарить всех пришедших. Но у мастера Гоку не было ни семьи, ни родных.

Я покосилась на Тёдзи, гадая, возьмет ли он слово, хотя в глубине души уже знала, что дядя Хидехира и на этот раз не упустит возможность показать, кто здесь дзито. Так оно и случилось.

Взметнув широкими рукавами белоснежных траурных одежд, Хидехира покинул свое место у изголовья гроба и вышел вперед.

Кровь прилила к моим щекам, ненависть огненными пальцами сдавила горло.

— Друзья, — зычно воскликнул дзито, и его глубокий высокомерный голос эхом облетел гулкие стены храма. — Вы все знаете, кто я такой! Но сегодня я пришел сюда не только как дзито южной части нашей провинции, но как ближайший друг мастера Гоку.

«Какая ложь!» — хотелось крикнуть мне. Я увидела, как напрягся господин Тёдзи, его лицо превратилось в маску мастерски сдерживаемого гнева.