Страшное гадание
Шрифт:
Темная громада, увенчанная двумя башнями, смутно проступила на фоне мутных туч, затянувших небо, и Марина вдруг почувствовала острейшее желание очутиться как можно дальше отсюда. Зачем она здесь, зачем снова собирается войти в сие людоедское логово? Ах да… У нее нет ни ковра-самолета, ни сапог-скороходов, да и летать она еще не научилась у ветра и у птиц – нужны деньги, чтобы добраться до дому. «Ничего. Через час меня уже здесь не будет», – пыталась уговорить себя Марина, однако, против воли, против разума, страх леденил ее душу и сковывал ноги, принуждая минуту за минутой стоять, вцепившись в серый гранитный столб ворот.
Наконец она решилась. Хлопнула
Набравшись храбрости, она наконец ступила во двор, напряженно вглядываясь в два-три светящихся окошка и пытаясь определить, кто еще не спит. Одна башня была темна, а в другой виднелся свет. Джаспер никак, ну никак не мог засветить огонь, а в той башне жили только он и Джессика. Значит, Джессика еще в замке, но, пока она сидит в своей комнате, угрозы от нее никакой. Марине остро захотелось внезапно появиться на ее пороге (желательно прежде надев тот наряд леди Элинор, который небось все еще валяется за шкафом!) и замогильным голосом объявить Джессике, какая она греховодница, ежели замышляет брак с собственным братом, а потом сообщить, что все ее замыслы теперь рухнули. Джессика ведь еще не знает, что Хьюго и Линкс во всем признались!
Но тут же Марина окоротила себя. Знает, не знает – теперь дело Десмонда разбираться со своей единокровной сестрицей и ее шалостями. А ее, Марины, дело – оказаться отсюда подальше. Гнетущее чувство собственной никомуненужности придавило ее с такой силой, что слезы навернулись на глаза, но Марина отогнала их и крадучись вошла в дом. Как она и ожидала, двери еще не заложили на ночь (хозяин-то пока не вернулся!), а ночной лакей сладко похрапывал на своем стуле.
На кухне Марине повезло не слишком: пошарив, она нашла только немного неубранного хлеба да сыру, но и за это стоило благодарить рассеянных кухарок. Хватило и поесть, и с собой прихватить на дорогу. Марина поискала, во что налить воды, но под руку попалась только малая глиняная бутылочка. Ладно, спасибо и на том.
Теперь со всеми этими богатствами следовало добраться до своей комнаты. А вдруг там поставлена стража? А вдруг там до сих пор валяется Сименс?
Марина задрожала и почувствовала сильнейшую охоту ринуться прочь теперь же – но снова мысль о морском путешествии отрезвила ее и заставила выйти из теплой кухни в пронизанный сквозняками коридор.
Она не очень хорошо знала эту отведенную под разные хозяйственные службы часть замка и двигалась неуверенно. Каким-то образом удалось добраться до столовой (Марина узнала ее по огромной люстре, низко нависающей над обеденным столом). И она уже вздохнула с облегчением, ибо путь ее был почти закончен, когда за противоположной дверью (комнаты на этом этаже сообщались меж собой анфиладою) мелькнул огонечек и послышались слабые, шаркающие шаги.
Марина отпрянула в темный угол – и вовремя, ибо дверь приоткрылась и в нее медленно вступил… Сименс.
У Марины ослабели ноги.
Свеча бросала неровные отблески на мрачное, изнуренное лицо с облезлыми бакенбардами – жалкими остатками былого величия. Он сильно волочил ногу, еще не отошедшую после болезни. На голове бывшего дворецкого белела повязка, и Марина мимолетно улыбнулась с законной гордостью: крепко же она приложила лиходея!
Похоже, она не только улыбнулась, но и усмехнулась нечаянно, потому что Сименс вдруг насторожился и, подняв свечу повыше, принялся вглядываться в темноту.
Марина заслонила лицо рукавом, отчаянно мечтая, чтобы при ней сейчас оказался еще какой-нибудь подсвечник преизрядной тяжести. Уж она бы от души добавила кое-что к первому удару!
Впрочем, обошлось: Сименс поозирался, поозирался – да и побрел себе дальше, и, чуть только он затворил за собою дверь, Марина выскочила из своего укрытия и ринулась вперед. В смысле продолжила красться.
Ей казалось, что она движется совершенно бесшумно, однако это, верно, было не совсем так, ибо, оглянувшись на повороте коридора, она заметила вдали промельк света.
Ох ты, чертов Сименс! То ли зачуял недоброе, то ли просто так повернул обратно, то ли… у Марины упало сердце – а ведь в замке ее ждут! Сименс не случайно ходит туда-сюда именно этой дорогою: ее никак не миновать беглянке, вздумай она воротиться в замок! Можно держать пари, что Сименс каждый раз заглядывает в ее комнату, чая внезапно схватить злодейку. Значит, что? Поворачивать? Нет. Она затаится в коридоре. Сименс пройдет мимо, заглянет в опочивальню, убедится, что мисс Марион не возвращалась, двинется дальше или обратно. Марине придется воспользоваться этим коротеньким промежутком. Впрочем, голому собраться – только подпоясаться: невелики ее богатства, одна только малая шкатулочка.
Однако Сименс уже близок.
Марина откачнулась за портьеры, красивыми складками обрамлявшие огромную картину – холл этого этажа и коридор были ими увешаны! Картина, помнится, изображала прекрасную леди, которая в крайнем отчаянии била кулаками в стены комнаты, не имеющей ни окон, ни дверей.
Марина с силой вжалась в стенку, но та вдруг отступила, мягко подалась назад. К тому же каменная плита, на которой девушка стояла, вдруг поднялась, перекосилась, Марина, чтобы удержаться на ногах, вынуждена была еще крепче вжаться в отступающую стену… и запрокинулась навзничь, в какую-то тьму, не имеющую ни верха, ни низа, ни крыши, ни дна…
Нет, это ей только так показалось в одно первое мгновение нерассуждающего страха, а потом она ощутила, как больно ударилась обо что-то спиной и головой – и лишилась сознания.
Ее заставил очнуться солнечный луч, бивший прямо в лицо.
Открыв глаза, тотчас зажмурилась: солнце светило сверху. Марина, кое-как заслонившись руками, огляделась.
Она лежала на каменном полу, грязном и пыльном, а солнце пробивалось сквозь узкие щели, прорезавшие потолок. Марине почудилось, что он находится как-то очень высоко, слишком высоко!
Преодолевая головокружение, она встала, но потолок приблизился не намного: он был по-прежнему недосягаемо высок, и Марине, пожалуй, понадобилось бы вырасти раза в три, а то и в четыре, чтобы дотянуться до него. Эти щели были единственным источником воздуха и света, потому что комнатушка, в которой оказалась Марина, не имела ни окон, ни дверей.
В голове вдруг мелькнуло воспоминание о картине, висевшей в коридоре, но оно было слишком страшным, и Марина отогнала его. Морщась от странного, отвратительного запаха, наполнявшего комнату, она пошла вдоль стен, ощупывая их ладонями, пытаясь найти какое-то отверстие – ведь была же здесь дверь, была, Марина же как-то сюда попала! – и вдруг обнаружила, что она не одна в этой комнате: в углу, на полу, сидел скелет.