Страшные истории (Коллекция Остромира)
Шрифт:
Итак, глубокая ночь, меня гладят по голове, я, обливаясь потом и сдерживаясь, чтобы не заорать, толкаю мужа. Он на удивление быстро просыпается и включает свет. И мы оба смотрим в зеркало, и оба видим, что у кровати над моей головой стоит неопрятная старуха и ее рука лежит на моих волосах. Затем ее изображение тускнеет и пропадает.
У меня на всю оставшуюся ночь случилась истерика, муж за это время многое поменял в своем мировоззрении — на него было жалко смотреть.
Вместе мы заметили, что старуха кажется нам знакомой. Долго гадали, а затем муж вспомнил, что эта женщина живет несколькими этажами выше — на шестом или седьмом этаже. Тут я тоже
Я не могла понять, какое отношение она имеет к нам, ко мне, что я ей такого сделала, почему она пришла в нашу квартиру. Мы не знали, что в этом случае предпринять. Нашли пару священников, освящали и отмаливали квартиру, поливали ее святой водой, водили экстрасенса, приехавшего из другого города. Муж даже пытался заговорить со старухой, когда единственный раз встретил ее на выходе из подъезда, но она показалась ему невменяемой. И пробовали много всего другого.
Но ночная гостья приходила еще два раза. Здоровье мое серьезно ухудшилось, и я попала в больницу — врачи не могли поставить определенный диагноз. Самое интересное, что в больнице мне становилось лучше…
…За это время муж озаботился последним средством — продажей квартиры. Мы переехали в другой район, где живем и нынче, не зная бед. А квартиру купила семья таджиков. Надеюсь, что старуха встретила достойных противников, потому что, по слухам, уже таджики нервировали весь подъезд…»
Случай в налоговой инспекции
Коллеги, что это было? Сидел на днях вечерком доделывал стотысячный ежемесячный отчет (ну, вы знаете, как это бывает), весь обложившись документами так, что меня можно было и не увидеть от входа в кабинет. Народу никого, все ушли — в коридорах уже темно, только я у компьютера вожусь с цифрами. Дверь у меня была открыта, чтобы воздух хоть какой-нибудь шел.
Вдруг слышу над собой голос: «Сынок, разреши попросить!»
Я аж подскочил — поднял голову, смотрю, старушка в платочке, старенькая, маленькая. Как она прошла в нерабочее время да мимо охраны понятия не имею.
— Бабусь, — говорю, — мы ж не работаем уже.
— Да я по делу, сынок, — отвечает, — бумага мне пришла, за землю должна.
И тычет мне мятой бумажкой. Я ей говорю:
— Так не ко мне это надо, а в отдел начислений, если не согласны с долгом! — у нас это довольно частая ситуация.
Но старушка перебивает:
— Я-то согласна, сынок, я заплатить хочу. Вот денюжка!
И сыпет на стол мелочь.
Я громко говорю ей:
— Бабушка, к нам нельзя платить, это на почту надо или в сберкассу. Мы здесь деньги не берем.
А в голове у меня уже прокручивается ситуация: поздний вечер, деньги на стол — так иногда любит делать подставы отдел безопасности для выполнения плана по ловле коррупционеров (это не шутка, в стране борются со взяточниками зашкаливающими темпами).
Но старушка не слушает:
— Мне некогда на почту, не дойти мне, не успею уже.
— Завтра, — объясняю ей, — завтра сходите и заплатите. А еще у входа терминал есть — через него заплатить можно.
А сам думаю, куда ей старенькой освоить платежный терминал, когда я и сам там далеко не с первого раза разобрался.
Она все стоит над душой и повторяет: «долг, нужно заплатить, сынок, возьми денюжку, чтобы ничего не должна».
Я в растерянности не знаю, что и думать. То ли подстава такая дурацкая, то ли бабушка честно пришла платить свой налог.
— Ладно, — говорю, — давайте я хоть гляну, какой там долг-то у вас.
Спрашиваю ее ФИО. Фамилия оказалась довольно редкая — нахожу сразу (она еще и без ИНН). Смотрю информацию по ней, сумма 30 рублей да еще и срок не наступил — платить можно до ноября.
Говорю ей из-за компьютера:
— Бабусь, платить-то до ноября можно!
А сам чего-то глянул на информацию о налогоплательщике. И вижу — у нее дата смерти проставлена.
Ну, думаю, опять наша регистрация с данными накосячила — то ли паспортный стол наврал, то ли по ошибке стажеры забили данные не туда. Решил не говорить об этом недоразумении старушке, поднимаю глаза — а в кабинете пусто. Только лампы гудят.
Меня пот холодный прошиб.
Вышел из-за стола, прошелся по кабинету, зачем-то заглянул под столы, выглянул в коридор — там темно, хоть глаз выколи. Время почти 9 вечера. Тишина. Пост охраны двумя этажами ниже.
К охране идти побоялся — начнутся вопросы всякие, они там нервные все, начнут допрос с пристрастием. Выключил все и побежал домой, не оглядываясь. Ночью снились кошмары.
На следующий день пришел на работу — монеты так и лежат на столе. Я их сгреб в карман, а сам пошел и заплатил долг через терминал своими деньгами (металлические деньги терминал не принимает). Монеты отдал потом какому-то попрошайке на остановке.
Пару дней спустя, когда проверял поступил ли платеж, то обратил внимание, что пришла эта бабка ко мне ровно на сороковой день от занесенной даты смерти.
Ничего не хочу думать и делать выводы. Страшно до жути.
Окно напротив
Расскажу одну непонятную историю, которая случилась со мной. Я живу в обычном многоквартирном доме на шестом этаже с окнами во двор. Прошлой осенью я сидел дома в отпуске и взял в привычку пить чай у окна, наблюдая, как солнце садится за домами. Эта невинная привычка и помогла мне увидеть странное явление. Смотреть на закат постоянно мне вскоре надоело, и я стал разглядывать двор, людей снующих по нему, дома вокруг и т. п. В один из вечеров, когда солнце уже скрылось за домами и не слепило мне глаза, я приметил в одном из окон дома напротив фигуру с белым овалом лица. Кто-то тоже смотрел во двор с четвертого этажа. На следующий день в то же время во время чаепития я опять увидел фигуру и уже присмотрелся к ней внимательнее. Судя по всему, у окна сидел ребенок — пропорции фигуры и некоторые детали склоняли меня к такому выводу.
Я еще подумал, что дитё, вероятно, болеет и торчит у окна, наблюдая за более удачливыми сверстниками, играющими в футбол во дворе. Потом сумерки сгустились совсем, и я уже не мог разглядеть фигурку. Примечательно, что свет в этом окошке и смежных окнах так и не зажегся с наступлением темноты.
На третий день мой взгляд уже невольно искал силуэт в окне — и вот он опять там. Я вспомнил, что за все время ребенок ни разу не пошевелился. А еще меня чем-то смущали его глаза — их я, разумеется, не видел из-за большого расстояния, — но, знаете, на том месте, где они должны быть, лежали неприятные пугающие тени, словно там не глаза, а провалы. Но в надвигающихся сумерках глупо было бы не списать все на игру теней.