Страшные любовные истории
Шрифт:
Это его смешило: ведь клетка была пуста. Но время от времени действительно из нее доносились то вопли, то смех, смешивающийся со звоном железа, то любовные стоны, вой ветра или шум воды. В этих звуках не было, однако, ответа на его вопрос о будущем. Наконец Микаина произнесла следующее:
– На дне каждого сна, глубоко-глубоко, прячется смерть того, кому он приснился. Вот потому-то мы, едва проснувшись, забываем самые глубокие сны. Ибо и прошлое человека, и его будущее живут только в тайнах. Во всем остальном они мертвы. Наше будущее – неизвестный нам чужой язык. Будущее – огромный континент, который нам предстоит открыть. Может быть, Атлантида. Там не имеют хождения наши монеты. И наши взгляды там не имеют цены. Будущее видит нас, когда мы смеемся или плачем. Иначе оно нас не узнает…
[11] Библия. Откр. 12:12.
– Так сегодняшняя ночь – твоя? – догадался Аркадий, вдруг перестав слышать, что говорит Микаина.
На другой день он достал свои игральные кости и начал их бросать. Микаина не угадала ни одного числа и не выиграла ни одного кона. В утешение он подарил ей большое бронзовое кольцо с самым красивым из своих ключей. Она надела его на шею и принялась за шитье.
Не переставая шить, она наставляла его:
– Если хочешь быть ясновидящим, смотри не только свои мужские сны. Кто хочет получить ключ к будущему, должен научиться видеть сны и женские, и мужские. Научись также видеть разницу между ними.
– Какие бывают женские сны? – спрашивал он.
– Думаю, это тебе неинтересно. Твое дело – мастерить и ковать ключи или монеты, чей век длится до завтра или до воцарения нового императора. Лучше я тебя научу другому. Тебе необязательно самому видеть будущее. Не стоит ради этого втирать в глаза отвары укропа, петрушки и других трав. Что будет завтра, ты прочтешь в чужом сне.
– Cras, eras, semper eras, – повторял он. – Сон, как и будущее другого человека, можно похитить и украсть. Я тебя научу воровать чужие сны. Даже мои, если захочешь. Сны следует красть во время болезни, и лучше всего, если нездоров и вор, и тот, кого обворовывают. Сядь подле спящего и жди, пока его сон наберет силу. Тут сразу разбуди его поцелуем в губы и утащи вместе с поцелуем недосмотренную половинку его сна, как лиса уносит в зубах украденную курицу. Похищенные сны я запираю в клетку. Когда у меня хорошее настроение, я отпускаю их на волю, как птиц. Среди них есть сны и мужские, и женские. Их можно расслышать… Но твои сны я не держу в клетке. Их я храню в раковине…
– Что такое ты шьешь? – вдруг спросил Аркадий. На полу были расстелены великолепные одежды
самих разных оттенков. Тут были плащи, расшитые красной шерстью, и платья цвета влажной корицы, другие – цвета молодого мха, третьи – раскаленного опала или остывшей крови. Платья, очевидно, не предназначались для самой Микаины. Все они были огромных размеров.
– Это одеяния для нашего дома, – пояснила она. – Я хочу сшить самое дорогое и роскошное убранство для нашего дома… Я знаю, ты меня скоро оставишь. Пока ты еще здесь, пусть наш дом будет лучше всех…
Она смотрела на него в упор и чувствовала, как пробуждается и множится в нем семя от ее взгляда, от движений ее ног, от аромата ее волос. Потом она почувствовала, как его семя бурлит в ней, чтобы зачать дитя женского пола. Он упрекнул ее:
– Не оставляй последний кусок в тарелке, это к бедности!
– А я и хочу быть бедной, – отвечала она. Аркадий бросил взгляд на бронзовое кольцо с
ключом на шее Микаины. Бронза потемнела.
– Что с тобой? Ты больна? – встревожился он.
– Ты разве не видишь? Вот уже две ночи я вижу во сне, как что-то перебегает через мою подушку? А ты?
– Да я уже три дня как умер.
Она улыбнулась и стала расчесывать волосы.
Пока она заплетала и укладывала косы, он с помощью шила и кусочка угля рисовал на глиняном черепке ее изображение. Волосы у нее на портрете были туго уложены шлемом.
– Я тебя не люблю, Аркадий, – сказала ему она, играя масличной веткой, – я люблю другого.
– Кого же?
– Сама не знаю. Я его еще не видела. Только слышала. Он кричит в твоем сне странным, не твоим голосом, и этот голос пугает меня. Несколько ночей тому назад этот голос раздался в час нашей любви. По ночам он призывает меня к себе из твоего тела. Я люблю его, а не тебя. Но ты, если расстанешься со мной, скорее утратишь себя, чем меня.
В ответ Аркадий стал рисовать ее на другой стороне черепка во весь рост, с масличной веткой в руке.
Она опечалилась. Заметив это, он посадил ее к себе на колени и стал развлекать, показывая монеты. На одном серебряном сестерции был отчеканен лев, и это означало, что такие деньги имеют хождение близ Сингидунума, где расквартирован четвертый легион Флавия. Он объяснял, в каком месте на монетах обозначается год выпуска, как можно узнать, где сделана монета и какой монетный двор ее пустил в обращение – Siscia [12] , Stobi [13] или Viminacium.
[12] Древнее название города Сисак в современной Хорватии.
[13] Античный город на реке Вардар (современная Македония).
Разглядывая быка, оттиснутого на медной денежке, – а это был знак принадлежности к седьмому легиону Клавдия, – Микаина задумалась о том, что лев есть вместилище Солнца, а бык – жилище Венеры, и уснула.
Аркадий подождал, пока целая стая ее разогнавшихся снов не свернула на запад, и вырвал один недосмотренный сон поцелуем. Вся в слезах, она проснулась, но он уже успел захватить добычу и теперь ясно видел все.
Во сне Микаины плыли по небу две дивные звучащие нити. Потом появился маленький сундучок. Он открылся, и Аркадий прочел, но не понял оттиснутые золотом на его крышке слова и цифры:
Наутро Микаина спросила его, что он увидел в ее сне, но для него этот сон ничего не значил. Так он и сказал. Затем открыл дверцы ее клетки и выпустил на волю все сны. И ее сон тоже.
Как только наступила осень, Аркадий объявил:
– Мы жили быстро, и время для нас текло медленно, потому что мы его обгоняли. А теперь мы живем не спеша и наше время плывет все скорее… Хватит бездельничать, Микаина! Собирайся, завтра мы идем в Виминациум.
Он снял со стены деревянный ключ и пошел его продавать на базар. Вернувшись, он застал все одеяния для дома, сшитые Микаиной, натянутыми сверху на их крохотную землянку. Он окликнул ее, но никто не отозвался. Аркадий рванул ткань и шагнул внутрь, но и там никого не было. Он нашел только кольцо с ключом, брошенное на постель. Почуяв беду, Аркадий бросился обратно на рынок, но не мог там найти человека, которому продал деревянный ключ.
Два дня он понапрасну расспрашивал всех и каждого. На третий день кто-то сказал, что человек, купивший деревянный ключ, садился на паром. И что с ним была девушка. Аркадий направился было к реке, но остановился при виде людей, опрометью бежавших ему навстречу. На той стороне Данувиоса толпы варваров спускались к реке, намереваясь ее переплыть. Можно было рассмотреть их лица, их лошадей, собак и захваченных в плен женщин. О варварах было известно, что они не знают, что такое вести войну. Они понемножку грабили и жгли, понемножку охотились, понемножку убивали, понемножку спали с женщинами, которых хватали по дороге. Каждый занимался всем этим где попало и когда попало. Воевать против них было бессмысленно. Они врывались всюду, как воды разлившейся реки, и от них можно было только укрыться и переждать, пока они сами уйдут.