Страшные любовные истории
Шрифт:
– Наконец-то! – воскликнули в один голос все три дамы и поднялись со своих мест, приветствуя меня, при том что ни одна из них не подала мне руки, словно опасаясь прикоснуться ко мне. Мы все расселись за столом, служанка, одетая в белое, внесла в комнату поднос, на котором под стеклянным колпаком лежала колода карт. Сидевшая рядом со мной женщина, у которой из-за манжеты выглядывал платочек с монограммой «А», вышитой в виде еврейской буквы «алеф», взяла карты, сняла и протянула колоду мне, предупредив, что брать следует только три. По три карты взяли и все остальные. После этого служанка собрала взятые карты, и я заметил, что, проходя
– Вы знаете, зачем нужны эти карты? – спросила меня дама, сидевшая справа.
– Я тебе расскажу,– вмешалась та, у которой был платок с монограммой. – Эти карты выполняют роль меню. Вытащив три карты, ты выбираешь, что тебе подадут на ужин. Каждой карте соответствует одно блюдо.
– Однако я вижу, ты нас не узнал, – продолжала щебетать она, – впрочем, ничего удивительного, ты и тогда не обращал на нас особого внимания, ты нас забыл еще в прошлом веке.
– По правде говоря, в двадцать первом веке я чувствую себя не самым лучшим образом. Может, поэтому…
– Я помогу тебе вспомнить, кто мы, – проговорила она в ответ… – Вечером, заснув, мы все превращаемся в актеров и выходим играть свою роль всякий раз на новую сцену. А днем? Днем, наяву, мы разучиваем эту роль… А ты, ты тот, кто приходит в зрительный зал смотреть наш спектакль, а вовсе не играть в нем. – Произнеся этот текст, красавица вперила в меня взгляд и спросила: – Итак, ты не узнал меня? Нет? А когда-то ты так меня любил.
– Главная особенность всех нас, живущих в двадцать первом веке, – это то, что мы забываем все, что было в прошлом, двадцатом. Душа наша стала короткой и неясной.
– Но те слова, которые я сказала, неужели ты и их не помнишь?
– Нет, – ответил я.
– Это же твои слова, их сочинил ты, а я им научилась от тебя. Я – принцесса Атех, героиня твоей книги «Хазарский словарь».
Мне стало стыдно, и я более внимательно всмотрелся в свою соседку по столу. Она была стройна, немного выше меня ростом, с крупными глазами, один из которых был зеленым, а другой фиолетовым. Но это еще не все. Ее зеленый глаз, как мне показалось, видел мир и меня быстрее, чем фиолетовый. Я готов был даже поклясться, что ее зеленый глаз видел мир на мгновение вперед по сравнению с нашим «сейчас», а фиолетовый – на мгновение позже. Он отставал от зеленого глаза ровно на это «сейчас». Поняв это, я разволновался, потому что если фиолетовый глаз принцессы отставал от настоящего, а зеленый был устремлен в лежащее перед ней будущее, то видеть меня принцесса не могла вовсе, ведь я-то обитал как раз в настоящем. То есть она могла видеть только какого-то «другого» меня. И было ясно, что она меня видит. Кого же она видела, глядя на меня, и кто сидел рядом с ней в «Доме, выкрашенном чаем»?
– Против сглаза? – спросила она, не отводя взгляда от моей иглы с зеленым камнем. При этом ее фиолетовый глаз был слегка прижмурен.
– А дама рядом с вами? – спросил я, не отвечая на вопрос. – Кто она?
Та дама, о которой я спрашивал, расточала вокруг себя весьма приятный, но настолько сильный запах, напоминавший мускус, что казалось, она заключена в какой-то ароматический шар… Не говоря ни слова, она начала выкладывать на стол из своей сумочки какие-то предметы, которые оказались разноцветными и очень красивыми женскими гребнями. Были среди них серебряные, хрустальные, из слоновой кости, перламутровые, эбеновые, изогнутые роговые и крохотные из нефрита.
– Ты узнал их? – спросила она меня через стол. Когда я ответил, что нет, она добавила:
– Их подарил мне ты.
Потом села за рояль и запела, подыгрывая себе. Слова песни мучительно пробивались сквозь ароматический кокон вокруг ее тела.
«Еще немного, и она пойдет танцевать, постукивая ложкой о ложку», – подумал я, слушая мелодию.
– Вы знаете, что она поет? – спросила меня третья дама.
– Нет! – ответил я, и это было правдой.
– Это песня «Последняя голубая среда» из вашего романа «Пейзаж, нарисованный чаем». А поет ее, как и в книге, сама героиня, Витача Милут, которая и пригласила вас сегодня вечером прийти к нам на ужин.
– Какими духами от нее пахнет?
– Это не запах духов, так проявляется ее жажда жизни. Если вы посмотрите на ее отражение в зеркале, то увидите, что этот аромат ее жажды имеет цвет.
Я обернулся к иконе на зеркале и посмотрел через нее на Витачу Милут. Она сидела в голубом шаре аромата…
В этот момент на реке загудел пароход, звук гудка пересчитал все окна здания и спустился вниз по течению, в Дунай, а дубовая дверь открылась, и в комнату вошел крупный человек без единого волоска на голове. Брови его топорщились, словно усы, а свой тяжелый взгляд, под которым стареешь, он прятал.
– Рядом с такими людьми ногти желтеют, а уши оттопыриваются, – заключил я.
Он приветствовал всех, не подавая руки, а меня пропустил. Сделал вид, что не видит. Одна из красавиц шепнула мне какое-то объяснение относительно того, кто этот новый гость, но я ничего не понял. Должно быть, именно его мы и ждали, потому что сразу же на стол вынесли посуду и мы занялись обедом, причем каждому действительно подавали свои блюда. Мне принесли на закуску белые маслины, фаршированные тоже маслинами, но черными, жареными. Я заметил, что у ложек черенками служили ключи.
– А кто же вы, простите мне этот вопрос? – обратился я к третьей красавице, сидящей за столом, которая до сих пор единственная из них обращалась ко мне на «вы». На это она вдруг тоже перешла на «ты»:
– Когда-то, в прошлом веке, ты любил и меня.
– И вас? Не припомню, однако вы не должны удивляться. Я давно уже не тот, что был в те прошлые времена. Скажу вам откровенно, я уже больше не являюсь автором собственных рассказов, все меньше и меньше я остаюсь автором своих романов, и придет день, когда я окончательно перестану им быть. Но в конце концов, кто же тогда вы?
– Я амулет. Если ты меня истратишь, не сможешь мною больше пользоваться. Если научишься, как снова меня наполнить, я снова буду тебе полезна. Но смотри, если амулет не служит тебе, это не значит, что он не служит кому-то другому… Я – Ерисена Тенецки из твоего романа «Последняя любовь в Константинополе».
Опешив от ее слов, я подумал: «Ведь последний раз я читал свои книги еще в прошлом веке. Может, стоит перечитать? Кто его знает, кого там только сейчас нет…»
Тут Ерисена протянула мне книгу, раскрытую на странице сто двенадцать, где находились те самые слова об амулете, которые она только что произнесла. Я сделал вид, что хочу дотронуться до книги, но на самом деле мне хотелось прикоснуться к державшей ее руке. Между тем мои пальцы прошли сквозь ее руку и наткнулись на стоявшую перед ней тарелку. Я усмехнулся: