Страшные сказки на ночь
Шрифт:
Все происходит как в замедленной съемке. Я бегу, чтобы успеть схватить Vetkу за руку, но вижу, что не успеваю. Она смотрит на меня и в ее карих глазах грусть и согласие со своей участью. Подруга только успевает сказать:
— Помни о своем обещании!
А потом она и туша Цербера проваливаются в дыру. Оттуда вылетает огонь, пепел, жар. Я подбегаю, падаю на колени и кричу просто туда, в эту тьму:
— Vetkа!! Вернись!
Глава 21
«Точно ангел лежала принцесса, так была она красива.
Ш. Перро «Спящая красавица».
Горло першит, глаза дразнит свет. Пытаюсь приподнять веки, как тот Вий, но ощущение, что они слиплись. В ушах что-то равномерно пикает. Чувство дежа-вю нарастает. Не может быть, опять?
Спешу открыть глаза, они слезятся, но я старательно ними моргаю, смахивая слезу. Ну же, мне нужно видеть. И, о чудо, наконец, могу нормально смотреть. Н-да, как и подозревала. Бежевые стены, на окне жалюзи. Я в больнице. На секунду очень расстраиваюсь, но потом приходит мысль, что возможно, просто допустим, что я выиграла свою игру. Это ведь может быть?
Пытаюсь нащупать непослушными руками кнопку вызова медсестры. Вот она, жму. Минуту ничего не происходит, а потом в палату забегают сразу две медсестры, врач и еще какой-то дядька в белом халате.
И начинается хаос. Что-то спрашивают, светят в глаза, проверяют мониторы и меня, крутят мою бедную тушку туда-сюда, замеряя температуру, давление, еще какие-то наверняка важные параметры. А я на середине этих замеров вырубаюсь. Погружаюсь в крепкий сон без сновидений.
Просыпаюсь спустя какое-то время. В больницах, с их задернутыми шторами и искусственным освещением, трудно понять, какое сейчас время суток. Возле постели сидят родители. Мама, как всегда одела с иголочки, причесана, даже со следами косметики. Папа в костюме-тройке, еще бы галстук и можно на прием к королеве. Да, это мои настоящие родители. Те, что были раньше, в тот раз, когда был квест — испытание с больницей, — похожи, но и отличаются, как оригинал от копии.
— Долго я была в отключке? — спрашиваю, как только затихают восторги родителей по поводу того, что я очнулась.
— Рози, ну что за жаргон — папа в своем репертуаре.
— И? Долго?
— Нам показалось — вечность — это уже мама отвечает. — Но на самом деле, ты была в коме четыре дня.
— Четыре дня?!!? — я даже приподнимаюсь от удивления. — Вы уверены?
— Ну что за глупости? — это снова папа. — Конечно, уверены.
— А вы что, не пострадали в аварии? — выискиваю следы повреждений на родителях.
У папы есть несколько мелких царапин на лице, наверное, от стекла, а мама, похоже, вообще в порядке.
— Ты бы тоже не пострадала, если бы пристегнулась, как мы с мамой просили!
— А вообще, много пострадавших?
— Кроме той девушки с розовыми волосами, что вылетела через лобовое стекло, больше никто не ранен.
От этих папиных слов, я подскочила, как ужаленная.
— Она здесь? Эта девушка? — поймала себя на том, что мне понадобилось определенное время, чтобы вспомнить имя подруги.
— Очень сомневаюсь. Это частная клиника. Ее, скорее всего, повезли в ближайшую бесплатную больницу, поскольку она гражданка другой страны и находилась в Чехии нелегально, во всяком случае, как я слышал, ее рабочая виза была просрочена.
— Папочка, я тебя очень прошу, — я, как клещ, вцепилась в руку отца — узнай, куда ее отвезли. Имя — Иветта Громова. Это очень важно, прошу.
— Хорошо, не волнуйся так, я узнаю. Ты главное, не вставай пока. Вечером на обходе доктор проведет осмотр и сообщит нам, можно ли тебя выписывать, достаточно ли ты для этого окрепла. Как раз будут уже известны твои анализы и результаты обследований. Может, тебе что-то нужно? Или что-то хочешь? Телевизор включить?
— Нет, не надо, он будет только мешать. Мой телефон у тебя? Он не разбился?
— Разбился, но я купил тебе новый, а сим карта осталась прежняя. Ты хочешь кому-то позвонить?
— Нет, мне нужен диктофон.
Видя недоумевающее выражение на лицах родителей, объясняю:
— Хочу надиктовать то, что мне приснилось, пока была в коме. Чтобы помнить всегда.
Папа, абсолютно молча, протягивает мне телефон. В его глазах явно читается беспокойство о моей психике, но сейчас мне это не важно, потом разберемся.
Едва дождавшись, когда они уйдут, начинаю диктовать на телефон. Сначала имена и адрес Vetki, а потом и все наши приключения. И чем дольше я говорю, тем ярче всплывают они в моей памяти. На фразе «Не дрейфь, Цветочек» я начинаю плакать. Громко и навзрыд, с икотой и истерикой. Пружина внутри хоть чуть-чуть разжимается после этого. Счастье, что никто не зашел меня проведать, а то точно посадили бы на антидепрессанты.
Впрочем, не время сейчас ныть, у меня еще есть обязательства перед подругой.
В больнице меня держат дополнительно два дня, а потом все-таки выписывают. Мы с родителями сразу же едем в больницу, где лежит в коме Vetkа.
Я долго стою и смотрю на эту бледную тень моей подруги. Но это все-таки она. Даже в коме, знакомая мне хмурая морщинка оставляет полосочки возле брови, а упрямо сжатые губы словно говорят: «Где наша не пропадала». Как я скучаю, Vetkа! Ты там, в своих приключениях, наверное, даже не вспоминаешь обо мне. И снова беру себя в руки, не время сейчас.
Родители оплатили лечение Vetkе, но только после того, как я рассказала все о своей коме, и о том, сколько раз эта худенькая девушка спасала меня, чтобы я сейчас могла с ними вот так вот сидеть. Конечно, они не поверили сначала. Мне пришлось рассказать о семье Vetki, о своем обещании. И увы, в доказательство показать круглые шрамы на коже подруги.
А после этого развернулась масштабная операция по спасению Виолетты, младшей сестры Vetki.
Когда мы приехали по адресу, где она проживала с отцом, я позвонила в дверь. Мне открыла худая пигалица. С круглого, еще полудетского лица, через малиновую челку, на меня смотрели знакомые мятежные карие глаза.