Страсть и судьба
Шрифт:
— В каком смысле? — помрачнел Дэмьен.
— Ну как же, эта девица исчезла на три дня, не оставив даже записки, где она. Я считаю, что это предосудительно — разрешить ей вернуться к своей работе.
Дэмьен помрачнел еще больше. Хотя боль, вызванная исчезновением Сары, еще не прошла, и он еще не разобрался в своих чувствах, он не мог позволить тетке хулить ту, кого он любит. Он ответил холодно:
— Без сомнения, Сару выбило из колеи сообщение о внезапной болезни подруги. Я уверен, что она собиралась объяснить все запиской, но, скорее всего, поспешный отъезд…
—
— Разве у вас есть основания не доверять ей?
Олимпия нерешительно кусала губы.
— Так что же?
Олимпия подошла к окну, шелестя тафтяными юбками. И сказала, стоя спиной к Дэмьену:
— Племянник, когда мисс Дженнингс впервые появилась здесь, я навела справки.
— Что вы имеете в виду? — напряженно спросил он.
Вздохнув, Олимпия повернулась к нему.
— Как я уже тебе сказала, туалет, в котором мисс Дженнингс прибыла сюда, был более чем странным, чтобы не сказать большего. Она с самого начала вызвала у меня подозрения, поэтому я вскоре написала м-ру Рильо в Новый Орлеан насчет этой особы.
— И что?
— Два дня тому назад он отписал мне, что никогда не слыхал о Саре Дженнингс.
— Что?! — Дэмьен вскочил.
Олимпия сделала шаг вперед, в глазах ее сверкало торжество.
— М-р Рильо действительно нашел художника для работы у нас, но этот несчастный молодой человек схватил желчную лихорадку и через месяц умер. М-р Рильо добавил, что с тех пор ищет ему замену, но, к сожалению, не нашел.
— Понятно, — пробормотал Дэмьен, запустив пальцы в волосы.
— Теперь, раз ты убедился, что она нас обманула, — жестко продолжала Олимпия, — ты, разумеется, ее уволишь?
— Нет, — холодно ответил Дэмьен, — об этом не может быть и речи.
— Но эта девица — самозванка, — негодующе воскликнула Олимпия.
— Она высоко профессиональный художник.
— Возможно, но это не меняет дела. Она явилась сюда обманным путем.
Дэмьен пожал плечами с показной беспечностью.
— Сара, возможно, знала молодого человека, который умер, или слышала от кого-то об этом деле. Может быть, она просто решила воспользоваться случаем.
— Тогда она, по меньшей мере, хваткая особа. — Возмущенная Олимпия поднялась. — Полагаю, ты немедленно рассчитаешь мисс Дженнингс и найдешь другого художника.
Дэмьен в ярости стиснул зубы.
— Тетя, вы отдаете себе отчет в своих словах? Вы понимаете, что Сара с виртуозным совершенством овладела стилем Винси? Вы понимаете, что у нас практически нет никаких шансов найти другого художника с такими же возможностями?
Олимпия подошла к нему и взяла его за руку. Она говорила настойчиво, в ее карих глазах были и боль, и тревога.
— Дэмьен, я заметила, что вы с ней проводили много времени вместе. Я знаю таких женщин: ей нельзя доверять. Может, она и закончит свою работу, а может, и нет. Но, во всяком случае, она скоро уедет, и я не вынесу, если ты опять будешь мучиться.
Дэмьен вырвал свою руку и подошел к окну.
— Уедет мисс Дженнингс или останется, — сказал он, стоя к ней спиной, — это ее дело, не так ли? Что же до меня, то я, тетя, уже не дитя. Я уже давно сам могу разобраться во всех своих делах — и в своих терзаниях тоже.
— Дэмьен…
Он повернулся к ней, высоко подняв брови.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы, тетя?
— Нет, Дэмьен, — вздохнула она, сдаваясь.
После ухода тетки Дэмьен долго стоял у окна, и от мрачного беспокойства морщина прорезала его лоб. Значит, как он и подозревал, м-р Рильо никогда не посылал сюда Сару из Нового Орлеана. И здесь она солгала. Кто же она тогда? И зачем появилась здесь?
И что самое важное — уедет ли она, закончив работу или даже раньше, как полагает тетка? Она предала его и нанесла ему рану, но, несмотря на это он знает: Сара — истинный луч надежды, засиявший в конце темного туннеля, где он блуждает много лет. Теперь, когда она вернулась, мысль о том, что он опять ее потеряет, была невыносима.
ГЛАВА 12
Кажется, никто не рад ее возвращению. Весь день Сара чувствовала себя чужой в мире, куда она вернулась. Олимпия держалась с ней прохладно, Дэмьен полностью игнорировал. Даже Баптиста не скрывала своей враждебности. Встретившись с ней в коридоре, негритянка пробормотала всего лишь: «Вот вы обратно», кинув на Сару темный обвиняющий взгляд.
Все ее отвергли, и Сара чувствовала себя опустошенной. Весь день она проработала в салоне, стараясь не думать о том, как ей одиноко и как больно. Они с Дэмьеном так сблизились, и теперь эта связь, еще не прочная, разорвана. Как может она объяснить ему, что не виновата, что не собиралась покидать его, если она боится даже открыть, откуда она?
В отчаянии она решила вернуться в настоящее и остаться там, но сначала нужно закончить реставрацию. К тому времени она будет знать наверняка, простил ее Дэмьен или нет. Если нет, она уйдет. Что это за жизнь, когда она может пребывать в мире Дэмьена, только не выходя за пределы дома?
Но хотя Сара все время задавала себе этот главный тревожный вопрос, она понимала, что будет тянуть время, что пожертвует всем, чтобы остаться здесь, если только Дэмьен ее простит.
Целый день она его не видела: он не выходил из кабинета. И ленч, и обед Сара и Олимпия провели в напряженном молчании. Даже Каспер бросил ее; он признал Олимпию, а она — его.
Вечером после обеда Сара пошла к себе. Она была безутешна. Надежды ее пробудил стук в дверь.
— Войдите, — сказала она, думая, что пришел Дэмьен позвать ее посидеть с ним в салоне.
Но она сникла, когда в комнату вошла Баптиста.
— Я приходить перетряхнуть постель, мамзель, — угрюмо сказала негритянка.
— Пожалуйста, — ответила Сара, сидевшая за туалетным столиком. Нужно расчесать волосы и ложиться, подумала она. Но как только она коснулась первой шпильки, сзади раздался крик Баптисты. Сара обернулась и увидела, что негритянка в ужасе уставилась на кровать, расширив глаза и быстро крестясь.