Страсть и судьба
Шрифт:
— Да, — призналась Сара.
Бренда стиснула зубы и прищурилась.
— Я чувствовала, что происходит что-то странное. Вы никогда не бываете вместе, а теперь ты с ним уезжаешь и не собираешься возвращаться!
— Письмо, — Сара коснулась руки Бренды, — письмо тебе все объяснит. Не забывай только, что все, что происходит, происходит согласно моему желанию.
— Я не могу поверить, — Бренда помотала головой, — что я не ослышалась. Ты сказала, что мы никогда больше не увидимся? Ты скажешь или нет, что все это значит?
— Я не могу, — жалобно сказала Сара.
И
— Только не говори мне, что у Дэмьена нелады с законом! Или он… о, Господи! Ведь не берет же он тебя с собой за «железный занавес»? Он что, коммунист или что-нибудь в этом роде?
Тут Сара расхохоталась. Она едет за «железный занавес»! А потом ответила серьезно:
— Нет, Дэмьен не преступник и не коммунист. Единственное, что я могу тебе сказать — это повторить еще раз, что все идет так, как я хочу. Ты все поймешь, когда прочтешь письмо. И еще добавлю: Дэмьен сделал меня такой счастливой, какой я в жизни не была. — Она умоляюще посмотрела на подругу. — Ведь ты не захочешь лишить меня этого счастья, а, Бренда?
— Ну… нет, конечно. — Было очевидно, что Бренду обуревают самые разноречивые чувства.
Сара придвинулась к ней и заговорила с жаром:
— Обещай мне, что сделаешь то, о чем я прошу, через три месяца. И дай слово, что не заглянешь ни в одно из этих писем прежде времени.
— Ты уверена, что ты хочешь именно этого?
Сара вложила письма в руку подруги.
— Я никогда ни в чем не была так уверена.
ГЛАВА 31
На следующий день Сара возвращалась в Меридиан в дом Эрики. Она была измучена до предела — и летней жарой, и отчаяньем — она ведь так и не нашла никаких нужных ей доказательств.
Но она, по крайней мере, уладила множество дел на тот случай, если решит вернуться в прошлое. Вчера Бренда, выслушав многочисленные доводы подруги, все-таки согласилась и пообещала, хотя и неохотно, выполнить ее поручение и хранить письма в течение трех месяцев. Подруги расплакались при прощании.
Теперь, когда она повидается с Джефферсоном Болдуином, все ее дела в настоящем будут окончены. Только нужно попросить Болдуина тоже подождать три месяца, прежде чем он возьмет на себя права поверенного и выставит плантацию на продажу.
Она всем назначала трехмесячный срок потому, что по прошествии этого срока станет ясно, укоренилась она в прошлом или нет. Она надеялась, что все получится так, как она хочет, а если нет, она вернется в настоящее и даст знать и Бренде, и Болдуину, что выполнять ее просьбы не нужно.
Дома Сара как следует отдохнула после своего путешествия. Во сне она опять услышала знакомые загадочные слова: ЭЛИССА… ТРИ ДАРА… ЭЛИССА — ВОТ ОТВЕТ…
Проснулась она к вечеру, смущенная этим сном, но радуясь, что кошмар о Брайане не возвращается уже так долго. Видимо, она, действительно, оставила брата почивать с миром.
Сара оделась, налила себе стакан чаю со льдом. Проходя по кабинету, она остановилась перед своей картиной. Глаза ее наполнились слезами — и горькими и сладкими одновременно. Нужно отослать картину домой в Атланту. Нельзя бросить ее здесь; если Сара навсегда исчезнет из настоящего, пусть картина с изображением старого дома и лица Дэмьена хранится у ее родителей.
Молодая женщина вышла посидеть на заднем крыльце. Она смотрела на прекрасные деревья, окружающие дворик, и думала о том, что делать. Время, отпущенное ей в настоящем, истекло, а ответы она так и не получила. Хоть бы какой-нибудь знак, намек! Но у нее нет ничего, кроме этого странного сна, который она не может разгадать.
Сара вообще многое так и не поняла — парадокса с окном во времени, тайну Каспера, который исчез и из прошлого, и из настоящего.
Каспера, возможно, и в живых-то уже нет, а Сара так и не поняла, почему он мог перемещаться из одного века в другой беспрепятственно, а она — нет. Мадам Тю сказала, что она «не укоренилась» и что она должна «верить». А она до сих пор не знает, как сделать свою веру достаточно сильной для того, чтобы эта вера могла удержать ее в прошлом.
Одно она знает точно из всей этой путаницы: что она любит Дэмьена, ужасно по нему скучает и рвется к нему изо всех сил.
А в последнее время ее мучит еще одно соображение: если она не укоренится в прошлом, а ребенок укоренится, значит, ему суждено жить там с Дэмьеном без нее. Когда-то Дэмьен сказал самоотверженно, что малыш — это его дар ей и что он никогда не отберет свой дар обратно. Она тоже должна научиться самоотверженности. Ребенок ведь не ее собственность: у него своя судьба, и ее долг — не мешать, но помочь ему узнать, в каком веке его место.
Значит опять нужно отправляться в прошлое. Может быть, на этот раз она укоренится там и останется с Дэмьеном навсегда.
На другой день Сара упаковала свою картину и отправилась в Меридиан. Она послала картину родителям в Атланту, а потом поехала на назначенную встречу с Джефферсоном Болдуином. Все бумаги были готовы, в том числе последние документы о наследстве Эрики Дэвис, завещание Сары, введение Болдуина в права поверенного. Сара все подписала и заплатила за подготовку новых документов. Она попросила м-ра Болдуина подождать три месяца, объяснив это тем, что за этот срок ее намерения могут измениться. Он согласился. Поблагодарив его за все, что он для нее сделал, Сара ушла, чувствуя великое облегчение от того, что все ее дела в настоящем улажены.
Направляясь домой, она проехала мимо коттеджа мадам Тюше и заметила негритянку. Она подрезала розы. Сара остановилась и окликнула ее. Та отложила секатор и подошла к машине. На ней была уже знакомая Саре шляпа с обвислыми полями, цветастая блузка и трикотажные брюки. Она глянула из-под шляпы, и ее приветливые шоколадно-коричневые глаза встретились со взглядом молодой женщины.
— А, добрый день, милочка. Вы заходить пить чай с мадам?
Сара с радостью приняла приглашение. На душе у нее потеплело при мысли о том, что она навестит эту женщину, ставшую ее другом, поделится своими сомнениями с этой доброй душой.