Страсть с повинной
Шрифт:
Внутренне замерев, Ребекка невольно отступила от него. Жар охватил ее с головы до ног, и климат здесь ни при чем.
— А мы можем пообедать на воздухе? Над пропастью?.. — защебетала она что-то, лишь бы скрыть, насколько его признание вывело ее из равновесия.
Бенедикт взял ее за запястье и осторожно усадил за стол, откуда был виден морской рукав. — Да, мы можем пообедать здесь. — Усевшись напротив, он отпустил ее руку и рассеянно заглянул в меню. — Ты мне разрешишь сделать заказ? — спросил он, улыбнувшись.
Как это у него выходит? То он выглядит хищным самцом, а то прямо душка. Ребекка облизнула пересохшие губы.
— Конечно, —
Бенедикт заказал шампанское, и после первого бокала она расслабилась настолько, что ее вдруг охватила бесшабашность. Несколько лет подряд она была сдержанной, ответственной, но в этот вечер ей захотелось раскрепоститься. Только на один вечер. Что тут плохого?
За изысканным обедом, состоявшим из спаржи в сметанном соусе и блюда с дарами моря, разговор шел непринужденно. Бенедикт смеялся над ее рассказами о жизни школы, она отвечала ему тем же, когда он посвятил ее в злоключения своего первого путешествия на яхте.
На десерт им принесли мороженое фантастического вида и пирожное, после чего Бенедикт между прочим спросил:
— Ты видишься с Мэри и Рупертом?
— Руперт работает в Гарвардском университете. Я пытаюсь поддерживать с ними связь, но Мэри не особенно любит писать письма; они прислали мне пару открыток… — она замолчала, вспомнив про выдуманное им письмо.
— Да, я знаю. Я был в Штатах, когда они только туда прибыли; мы встретились за ленчем. Подруга у тебя очень щепетильная — пришлось долго уговаривать, пока она не дала твой новый адрес. Почему ты не ответила на мое письмо? Неужели я так тебя обидел?
Тревожный сигнал зазвенел у нее в голове.
— Я бы выпила кофе, — сказала она, пытаясь переменить тему разговора.
Он иронически поднял бровь, но все-таки обернулся к официанту.
— Два кофе и два коньяка… — проговорил он и вновь перевел на нее пытливый взгляд. Рука его, потянувшись через стол, легла на ее ладонь… Она хотела убрать свою руку, но ее остановило выражение его лица.
Он наблюдал за ней, его умные глаза смотрели на нее с любопытством.
— Почему ты все время уходишь в себя, когда я пытаюсь вспомнить прошлое? Похоже, ты в чем-то себя обвиняешь. Но на самом деле все, что случилось между нами, было по моей вине. Нам нужно поговорить об этом. Я бы хотел объясниться. Тогда, в кабинете, ты была во многом права…
— Прошу тебя, Бенедикт, не порть этот чудесный вечер, — взмолилась Ребекка. — Я не вижу смысла в том, чтобы ворошить потухшую золу. — Он прав, у нее есть причины обвинять себя, и это чувство усугублялось — чем больше времени она проводит с Бенедиктом, тем сильнее одолевают ее неясные сомнения…
— Потухшая? — переспросил он.
Ребекка заставила себя не заметить, с какой нежностью погладил он ей руку, зная, как будоражат ее эти прикосновения. Он ведь очень восприимчив; не зря у него такие успехи на почве бизнеса; остроты ума ему не занимать, да и его увлечение эволюционным развитием человека не пропало даром. Холодок пробежал у нее по спине. Бенедикт — опасный противник для того, кто встанет на его пути.
— Я была совсем юной, когда мы встретились. А теперь я учительница и думаю о своей карьере. Смотрю не в прошлое, а в будущее. — Она заставила себя пожать его руку и улыбнуться. — Это здорово, что мы встретились во Франции; ты так нам помог. Давай забудем о прошлом.
Интересно, поверил ли он ей? — размышляла она, удивляясь своим актерским способностям. А может быть, между ними вовсе не игра?..
Бенедикт глядел несколько мгновений на их соединенные руки, затем поднял на нее глаза с каким-то странным выражением.
— Да… но, пожалуйста, ответь на один-единственный вопрос: почему мое письмо осталось без ответа?
Какое еще письмо? О каком письме он твердит?
— Я не получала от тебя никакого письма, — сказала она, высвободив свою руку.
— Но ты должна была получить мое письмо. Мэри дала мне твой адрес в Ноттингеме, и я написал тебе еще в ноябре — о том, что знаю о твоей непричастности к гибели Гордона и прошу меня простить.
— В самом деле? — небрежно проговорила она, не веря его словам.
— Ты мне не веришь?
— Это уже не имеет значения. — Кофе и коньяк появились на столе, и она вздохнула с облегчением, но ненадолго. Когда она потянулась за чашкой, Бенедикт опять завладел ее рукой. Другой рукой он взял ее за подбородок, и она была вынуждена встретиться с ним взглядом. Его золотистые глаза обезоруживали.
— Ребекка, после того как мы расстались, я отправился во Францию и сделал то, чем мне следовало бы заняться в самом начале. Я попросил дядю, чтобы он мне рассказал, как погиб Гордон, и он показал мне материалы вскрытия. У него не было сомнений в том, что это несчастный случай. Он присутствовал на следствии. Тогда я спросил у него, почему у моей матери на этот счет другое мнение. Она ведь мне ясно сказала: «Гордон покончил с собой потому, что его бросила девушка, а вердикт „несчастный случай“ — всего лишь дань уважения семье католика». Дядя предположил, что моя мать после смерти второго мужа и моей предполагаемой гибели переживала тяжелый душевный надлом. Смерть Гордона ее доконала. Она нашла его дневник и ухватилась за возможность обвинить кого-нибудь в его смерти. Ты…
— Бенедикт, прошу тебя… — взмолилась Ребекка.
Он убрал свою руку с ее подбородка.
— Нет, это я тебя прошу, выслушай меня. Когда мы с тобой встретились, я знал только версию моей матери. Я чувствовал свою вину за то, что мать осталась без моей поддержки, когда умер отчим. И ты была права, когда говорила, что мы с Гордоном не были близки. На самом деле я сорвал на тебе зло и никогда себе этого не прощу. Мной владело какое-то безумие — оттого, что меня не было рядом с Гордоном, когда он во мне нуждался. Но тогда я сам себя не понимал, меня распирало чувство мести. — Он сжал ей руку. — Я встретил тебя, и ты была такая очаровательная, полная жизни… А Гордон был мертв. — Он встряхнул головой, как бы желая прояснить мысли, в глазах его застыло беспомощное отчаяние. — Я хочу, чтобы ты знала, как глубоко я сожалею о своем поведении. Я написал тебе об этом и надеялся, что ты меня простишь. Но ты ничего не ответила, и я это принял за ответ.
Лицо его выражало искреннее раскаяние и грусть, в этом не было никакого сомнения.
— Но я не получила твоего письма! — воскликнула она. Поверив ему, она лихорадочно соображала, как это могло случиться. — Сначала я снимала комнату в Нотгингеме, а потом переехала в двухкомнатную квартиру; может быть, письмо пришло по первому адресу, я не знаю… — Его признание поразило ее, и в душе у нее как будто все перевернулось. Если бы письмо до нее дошло, как бы она поступила? Рассказала бы ему о Даниэле? Его объяснения внезапно раскрыли перед ней ящик Пандоры со всякого рода «если бы да кабы», и на нее лавиной нахлынули сомнения.