Страсть сквозь время
Шрифт:
Она сказала — И, но почему-то написала на листке английскую букву i. Однако этому никто не удивился, кроме Лидии. Впрочем, она почти тотчас вспомнила, что в старинном русском алфавите было две И — иже, выглядевшая и читавшаяся в словах как наша современная И, а еще вот такая палка с точкой, называвшаяся тоже И. Слов с нее начиналось совсем мало, внутри согласных писалась она очень редко, вот разве что слово мiръ могла вспомнить Лидия, однако в окончаниях слов i писалась также в тех случаях, если дальше следовала гласная. И имя ее в старину выглядело бы не Лидия, а вот так — Лидiя.
Может быть, никто ничего не заметит, с надеждой подумала она, но взглянула на хмурую Фоминичну и поняла, что буква i — слишком ненадежное прикрытие, чтобы за ним можно было спрятаться. Заметят! Уже заметили!
— Что начинается с i, какой камень? — допытывалась между тем Ирина.
— Ну, например, iакинф, иначе говоря, гиацинт, камень de la couleur orange, оранжевого цвета, — проговорил Алексей, и голос его взволнованно звенел.
Он тоже не отрывал глаз от бумаги. Неужели наконец-то уразумел то, что Лидия с Фоминичной заметили уже давно? Давно пора и ему спохватиться! Может быть, возьмется теперь за гитару и прекратит этот опасный разговор?!
Но поздно… поздно! Ирина скользнула глазами по листку бумаги — и пальцы ее, по-девчоночьи перемазанные чернилами, выронили перо.
— Но погодите, — сказала она растерянно, — да ведь если вместо i написать иже, И, то получится, что в вашем перстне, Алексей Васильевич, уже было зашифровано имя Лидия!
— Ерунда какая, — фальшивым голосом сказала Лидия. — С чего ты это взяла? И вообще, мне надоела эта игра!
— В самом деле, — усмехнулся Алексей. — Так оно и есть. Лабрадор, Искряк, Драконит, Ирис, Янтарь. Лидия… Получается, что этот перстень вам судьбой предназначен, Лидия Артемьевна. А потому позвольте мне его вам подарить как спасительнице нашей. Ирина Васильевна рассказала мне, как ловко вы француза от нас отвадили, — так примите же в знак моей вечной признательности!
Он схватил руку Лидии и — она и ахнуть не успела! — надвинул ей на безымянный палец кольцо.
Ох, каким взглядом это сопровождалось, бог ты мой! Сказать, что у Лидии от этого взгляда ноги подкосились, — значит просто ничего не сказать. Она еле удержалась, чтобы не броситься к Алексею и не начать его целовать самым пылким и непристойным образом. Вот это был поступок! Алексей как бы давал ей понять, что отрешился от прежней трусости, что всему свету готов заявить о своей любви к ней, к Лидии! Подарить ей материнское кольцо… такие кольца дарили только невестам!
Она знала, что это не может сбыться и никогда не сбудется. Она знала, что Алексей женится на Ирине. Она знала, что этот его поступок жесток по отношению к Ирине…
Лидия все знала и все понимала. Однако же не могла с собой справиться. Она была счастлива, счастлива, безумно, нерассуждающе, ошалело счастлива!
В жизни ее не было мгновения блаженней, чем сейчас, когда взгляды их слились, как сливались губы, как тела уже сливались… и нынче ночью сольются вновь, возмечтала Лидия… Однако словно бы из рая изгнанной ощутила она себя, когда вдруг раздался голос Фоминичны — воистину грянул гром!
— Да ведь это лоскутья от савана! Господи Боже, спаси нас и охрани! Вы, барышня, принесли лоскутья от савана!
Ирина вскрикнула и перекрестилась. Лидия растерянно оглянулась на стол, где лежали лоскутки.
— От савана? — растерянно повторила она. — От какого еще савана?!
— Да от савана старого барина небось! — прорыдала Фоминична. — Где вы их взяли, скажите на милость?!
— Да в том сундуке, в кладовке. Вы же сами, Фоминична, меня в кладовку за белыми лоскутками послали.
— Ах, да неужто других не нашлось, что вы именно эти взяли?!
— Не было там других, — чуть не выкрикнула Лидия. — Не было! Одни эти и лежали в сундуке. И откуда мне было знать, что они от савана?
— Как откуда? — изумленно поглядела Фоминична. — Разве никогда савана не видели? Не знали, в чем покойников в гроб кладут? Не знали, что из такого сурового полотна саваны шьют?
«Не знала, не видела!» — чуть не брякнула Лидия, да вовремя удержалась.
Подозрительное признание! Не отсюда! Не из этого времени!
— Да что же это? — причитала Фоминична. — Да как же это? Да как же они в сундук-то попали? Ведь когда покойнику саван шьют или платье покойнице, мало того, что надо на живую нитку шить и держать иглу от себя, а не к себе, как обыкновенно делается. Самое главное — это все обрезочки да кусочки собрать и непременно положить в гроб, чтобы ни единой ниточки после него не осталось. А тут… оставили в сундуке… страшное дело!
— Немудрено, что барин старый по дому ночами шляется, хочет все лоскутки от своего савана забрать, — хохотнул Алексей, и Лидия поняла, что он пытается разрядить атмосферу.
Однако вышло еще хуже: Ирина закрыла лицо руками, а Фоминична сурово покачала головой:
— Стыдитесь, ваше благородие, этак-то вольнодумствовать! Не сыскать приметы страшней, чем лоскутья от савана в одежду либо одеяло вшить. Верная смерть тому, кто этим одеялом укрываться будет или платье сие на себя наденет!
— Но ведь никто никуда ничего не вшил! Ничего страшного не произошло? — передернул плечами Алексей, и Лидия поняла, что ему до смерти надоели все эти бабьи причитания. — Благодаря тебе, Фоминична, благодаря неусыпной охранительнице нашего благополучия происки темных, злобных сил приостановлены, примета злая повержена. Сунь эти лоскутки в печку — да и дело с концом. А кстати про печку… Не пора ль ужинать, господа?
— Побойтесь Бога, Алексей Васильевич! — возопила Фоминична. — Да разве мыслимо сие — лоскутья от савана в печку совать?! Да ведь перемрут, как мухи, все, кто только ядовитого дымка нюхнет.
— Ну, не суй в печку, — покладисто кивнул Алексей. — На помойку выкинь, в землю зарой — да что хочешь сделай, только отстань от нас с этими вашими страшными сказками. Довольно уже. Назабавились.
— Единственное средство от злой силы избавиться — это лоскутья на кладбище зарыть, — словно не слыша, пробормотала Фоминична. — Сейчас Кешу пошлю.