Страсть в жемчугах
Шрифт:
Она ушла, и Элинор, стараясь сдержать вздох облегчения, спросила:
– Вы позволите приложить к вам персиковую органзу, мисс Лоусон? Если станете сюда, я разверну ткань и вы сможете увидеть себя в зеркале. Тогда можно будет лучше представить, как она будет выглядеть на вас.
Клодия тотчас поднялась и чудесно зарумянилась, когда Элинор накинула ткань ей на плечи и обернула вокруг талии.
– Видите? Цвет подходит к коже и делает волосы совсем золотыми. Как повезло, что у вас такие красивые белокурые волосы, мисс Лоусон.
– Локоны как у
– Ваши волосы мне нравятся больше, – возразила Клодия, разглядывая ярко-медные пряди, обрамлявшие лицо Элинор.
Та густо покраснела и поправила свою кружевную наколку, чтобы спрятать непокорные кудри. Элинор не любила цвет своих волос и выросла под аккомпанемент шуток – ее дразнили то рыжей макушкой, то фейерверком.
– Не может быть, – сказала она и попыталась отвлечь внимание клиентки шуткой: – Они вам сразу разонравились бы, если бы вы попытались расчесать их и укротить!
Она стояла рядом с Клодией, и в зеркале отражались две совершенно разные молодые женщины. Клодия была маленькая, Элинор – значительно выше. Клодия с ее светло-голубыми глазами и белокурыми локонами походила на воздушное персиковое пирожное; Элинор же, в черном платье с блестящими черными пуговицами и черной отделкой, чувствовала себя привидением. Сложение у нее было пропорциональное, но не чувственное – далекое от столь желанной модницами фигуры в форме песочных часов. Она завидовала изысканной красоте мисс Лоусон, завидовала цвету ее кожи и волос. Элинор была от природы бледная, с худым лицом, и мать однажды, назвав эльфом, сказала, что ее подкинула лесная фея, решив, что оставить у порога рыжеволосое дитя – это отличная шутка. Поэтому маленькая Элинор и мечтала научиться волшебству – чтобы в любой момент исчезать из детской и отправляться за сладостями.
Решив направить разговор в безопасное русло, Элинор с улыбкой сказала:
– Расскажите о своем женихе, мисс Лоусон.
– Он барристер [2] , и папа говорит, что самый пылкий оратор во всей Британии.
– Мистер Лоусон сказал, что никогда не видел, чтобы человек одним только голосом подчинил себе суд, как это сделал наш дорогой мистер Таплин. Но видели бы вы его рядом с Клодией!.. – Миссис Лоусон начала просматривать фасоны платьев. – Он тогда становится мягким как масло…
2
Адвокат высшего ранга, имеющий право выступать во всех судах.
Клодия от этой реплики разрумянилась и опустила ресницы.
– Когда он приехал к нам впервые, я сказала ему, что слишком тихая, чтобы заинтересовать его, но он ответил, что ему нравится тишина… для разнообразия.
Миссис Лоусон просияла и, шагнув к дочери, воскликнула:
– Он тебя обожает! – Она повернулась к Элинор. – Действительно обожает. Я сначала думала, что это смешно: ведь он такой громкоголосый и слишком резкий для моей робкой девочки, – но этот человек становится как воск в ее руках – никогда не видела такой драматической перемены. Клянусь, он даже начинает заикаться всякий раз, когда она дуется.
– Я никогда не дуюсь, – мягко запротестовала Клодия и тут же надула свои розовые губки. – А Сэмюел никогда не заикается.
Миссис Лоусон заговорщически подмигнула Элинор, но промолчала.
Элинор же отступила на шаг, чтобы не мешать клиенткам насладиться также и переливами атласа, отрез которого она только что перед ними выложила.
– Ваш жених производит прекрасное впечатление, мисс Лоусон. И как же ему повезло, что он встретил вас. Вам будут завидовать все женщины в Англии!
У Элинор от собственных слов перехватило дыхание. Ах, какая же женщина не желала бы этого – стать избранницей мужчины с будущим и знать, что он тебя обожает? Элинор всегда считала, что и она однажды будет примерять свадебный наряд. Когда-то у нее было огромное приданое, и ее даже специально учили вести домашнее хозяйство, а теперь…
Нет-нет, Элинор тосковала вовсе не по утраченной роскоши, а по родителям. После их смерти умерли все ее мечты. Никогда она не будет стоять рядом с мамой в подвенечном платье или сидеть рядом с отцом и вслух читать его любимые книги.
«Все ушло. И как странно вспоминать себя прежнюю – абсолютно уверенную в том, что ничто не изменится без моего желания».
– Мисс Бекетт… Вам нехорошо?
Вопрос миссис Лоусон, заданный с самыми лучшими намерениями, вернул Элинор к реальности.
– Нет, все в порядке, просто я…
Ее перебила появившаяся в дверях мадам Клермон:
– Она просто перегрелась, сидя слишком близко к печке. Проветритесь, мисс Бекетт, а я пока обговорю с миссис и мисс Лоусон все детали их заказа.
Это заявление было слишком категоричным и резким, так что Элинор пришлось поспешно ретироваться. А мадам Клермон принялась демонстрировать клиенткам образцы лент и перьев.
«Подумать только – перегрелась! Да я пальцев от холода не чувствую, злобная курица!» – мысленно воскликнула Элинор. Проходившая по узкому коридору Бриджетт, которая несла обещанный чай, с усмешкой посмотрела на нее.
– Красное бархатное платье ждет вас на рабочем столе, мисс. Но мадам велела вам сначала узнать, не нужна ли помощь другим. Она сказала, что у вас масса времени, так что вы можете нам помочь.
– Так и сказала? – Элинор проглотила саркастический смешок, сознавая, что вражда с Бриджетт ничего ей не даст.
– Да, так и сказала. Но я бы на вашем месте не волновалась.
– Это почему же?
– Потому что… – По лицу Бриджетт медленно растекалась гадкая улыбка. – Потому что красный вам идет. – С этими словами она неспешно двинулась дальше.
– Еще немного свечей, и вы спалите дом, сэр. – В едком замечании слуги явно не хватало яду, когда он осторожно поставил очередной канделябр на стол хозяина.