Страсть Волка
Шрифт:
***
Резко открываю глаза и бессмысленно таращусь в изрисованный тенями потолок. Пальцы стискивают краешек покрывала с такой силой, что дрожат руки, и стоит опустить тяжелые веки, как под ними вспыхивают самые настоящие радуги и мечутся красные мошки. Где-то под горлом глухо и болезненно колотится сердце, а волоски на руках стоят дыбом от пронзительного чувства падения, пришедшего из кошмарного сна.
Рядом, у кровати, подрагивает огонек свечи, а в комнате стоит такая густая тишина, что хоть ножом ее режь. Незнакомый запах щекочет ноздри, но я не могу повернуть голову, чтобы найти его источник. Все тело онемело, превратившись в неподвижное каменное изваяние.
Несколько раз глубоко вздохнув и прикрыв глаза, я напрягаюсь и приподнимаюсь на постели, упираясь локтями в белоснежные простыни.
Что это было? Сон казался таким реальным, таким осязаемым, что я все еще чувствую жжение на коже там, где видела странный рисунок.
Я даже оттягиваю горловину рубашки вниз, чтобы убедиться.
Ничего! Чисто.
Но во сне там точно был рисунок!
Запустив пальцы в растрепанные волосы, я с удивлением ойкаю, когда что-то острое впивается в ладонь. Выпутываю из густых прядей длинную черную щепку, которая никак не могла оказаться в комнате, потому что окна наглухо закрыты и я совершенно определенно не хожу во сне.
Вздрогнув всем телом, я вскакиваю с кровати и в два шага преодолеваю расстояние до камина, где мне слабо подмигивает охряное пламя.
Швыряю щепку в огонь и пристально наблюдаю, как она медленно обугливается.
Чего-то жду.
Возможно, что она начнет извиваться, словно уж на раскаленной сковордке, и верещать, совсем как тьма в моем сне.
Что это было? Реальность? Видение?
Предзнаменование?
Тряхнув головой, я возвращаюсь к постели и, опустившись на самый край, осознаю, что точно не смогу уснуть. Все во мне восстает против этого, кричит не закрывать глаза, не отдаваться обманчивому чувству безопасности, исходящему от этого места.
Скорее бы мама приехала.
Альгир должен все подготовить к церемонии, это займет всего пару дней, а потом провести через Врата моих родителей. И если быть совершенно честной, то я впервые за всю жизнь чувствую себя по-настоящему одинокой, даже брошенной.
Все здесь – чужое и непонятное. Слишком большое, слишком просторное, холодное.
Комната для меня чрезмерно велика, отчего дальние уголки прячутся в кромешной темноте. Тяжелые портьеры из темно-синего бархата закрывают окна, но я знаю, что все они разрисованы морозными узорами.
Бросаю взгляд на массивную дверь, украшенную искусной резьбой, и в голову приходит абсолютно невозможная мысль: почему бы не прогуляться по замку?
Чего мне бояться?
Мы с Альгиром спим в разных комнатах, потому что этого требуют традиции, так что потревожить сон капитана я не могу. А сидеть и бессмысленно пялиться в стену – еще хуже, чем попробовать уснуть.
Ничего страшного ведь не произойдет, если я осмотрю свои… будущие владения?
Капитан все равно оставит замок на мне после отъезда. Так почему бы не начать исследовать собственное жилье прямо сейчас?
Нервно хихикаю, представив, как это все выглядит.
Я, с колотящимся от страха и волнения сердцем, брожу по незнакомым коридорам и как закономерный итог – теряюсь в каменном нутре огромного Волчьего Клыка, который не осмотреть, думается мне, и за несколько лет.
Все лучше, чем оставаться в спальне и вздрагивать, поглядывая на темные углы.
– Что плохого может случиться, в самом деле? Позову на помощь, если потребуется.
Цепляюсь за эту мысль, как за спасительную соломинку, встаю и шарю взглядом по комнате, чтобы найти одежку поприличнее. Не разгуливать же по замку в короткой сорочке.
Простое домашнее платье, взятое из поместья, сиротливо висит на широкой спинке тяжелого стула, и я не задумываясь натягиваю его и завязываю за спиной широкий пояс. Впрыгиваю в мягкие кожанные туфли и хватаюсь за дверную ручку, тяну на себя с таким остервенением, будто от этого зависит моя жизнь и судьба.
Хочу выйти!
Эта комната будто душит меня.
Дверь поддается на удивление легко, и меня встречает тускло освещенный коридор, пропахший лавандой, холодом и засахарившимся медом. Ноги тотчас утонули в мягком густом ворсе темно-бордового ковра, тянущегося из конца в конец прохода.
Итак? Куда же пойти?
Я поворачиваю налево и медленно бреду вперед, касаясь кончиками пальцев стены. Мне нравится ощущение камня и дерева под рукой. От замка веет какой-то мрачной надежностью. Он пока еще мне не друг, но может поддержать, если потребуется.
В неровном свете свечей я могу рассмотреть висящие тут и там картины. Иногда обычные, какими украшала поместье и моя матушка, но изредка попадаются портреты, и я вчитываюсь в полустертые надписи на рамах, чтобы понять, кто передо мной.
Мужчины и женщины, иногда дети. Кое-где картины кажутся такими старыми, что дотронься рукой – и все полотно осядет пылью тебе под ноги.
На одной из них вижу Альгира и невольно замираю, чтобы рассмотреть капитана получше. Эта картина из старых, что вызывает внутри странную тревогу.
Мужчина выглядит совершенно умиротворенным. Впрочем, как и всегда. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, серые глаза будто светятся изнутри и смотрят внимательно: в них застыла глубокая тоска, чувство безысходности – что никак не вяжется с внешним спокойствием. Будто что-то разъедает мысли капитана, тревожит до такой степени, что весь его облик отозвался на эту тревогу.
Чуть подаюсь вперед, чтобы рассмотреть мелкие детали, и не сразу слышу шорох за спиной и тихое покашливание.
Вскрикиваю и оборачиваюсь, только когда чья-то рука осторожно касается моего плеча. От неожиданности чуть не падаю на пол, но на удивление сильная хватка на локте не позволяет мне позорно растянуться посреди коридора.
– Простите, госпожа, я не хотел вас пугать! – гремит надо мной низкий незнакомый голос, а я вскидываю голову, чтобы посмотреть, кто это стал свидетелем моей ночной вылазки.