Страсти Евы
Шрифт:
Что-то не слишком убедительно звучат его речи, ведь закованные во льдах синие глаза и их недосягаемое расстояние при столь тесном контакте говорят мне больше слов - он выстроил между нами прежнюю субординацию.
– Не уходите, - невпопад прошу я, и мои глаза увлажняются.
Губ Гавриила Германовича касается бессильная улыбка, рука соскальзывает с моего подбородка. Он открывает рот, собираясь озвучить какую-то фразу, но в последний миг кардинально передумывает и с видом, словно на него напали, разворачивается к выходу.
– Прощайте, - мычу я больше
Вылетевшее из моих уст прощание стрелой вонзается в спину Гавриила Германовича, настигая его в дверях. Он моментально напряженно застывает на месте. На его лице отражается внутренняя борьба, и, несомненно, чтобы навести порядок в мыслях, он прикрывает веки и зажимает пальцами переносицу. Проходит несколько мгновений, прежде чем его привычный стальной взор заново отыскивает мои блестящие от слез глаза.
– Мне нужно ехать, Ева, - безо всякого сожаления в голосе сообщает он и, больше не оглядываясь, выходит в коридор.
Кухня пустеет. Все живое вымирает с его уходом. Остается арктический холод. Обмораживающая пространство наледь добирается до меня, закрадывается в горло и жжет терпче сухого льда. Я стою ни жива ни мертва, забвенно прислушиваясь к измаянным органам осязания и вопиюще нескромным мыслям о его салютовавшем мужском достоинстве.
– Ева, опомнись, это же ОН… - как куклу, трясет меня за плечи Даша, напоминая, что неотразимым сержантом из ее записной книжки был Гавриил Германович.
– Хос-с-споди… таких ублюдков тебе за сто верст обходить надо. Не ведись на его внешность. Тебе восемнадцать, а ему сорок с хреном. Он попользуется тобой и выбросит, когда надоест играть с игрушкой. Оно тебе надо?
– Я попала под его чары, - виню я себя с плохо скрываемой подавленностью в голосе и, оседая на подоконник, горько роняю голову на руки.
– За свитком идет охота, раз доктор вирусологии ошивается вокруг нас, - уверенно итожит Даша.
Пока она ходит по кухне, рассуждая на тему первостепенной важности, меня гложут сомнения насчет поведения Гавриила Германовича во время мистерии на столе и его резкая смена настроения после. Страшнее всего, если предупредительная речь Даши возымеет силу на Злой Рок. Перспектива войти в «фан-клуб шлюх доктора Гробового» не прельщает.
Без преувеличения Гавриил Германович опасен в качестве объекта воздыхания, поскольку на нем не стоит тривиального клише бегающего за юбками казановы, чахнущего от непригодности и поэтому повышающего заниженную самооценку за счет количества соблазненных им женщин. В моей классификации характеров «бабники» относятся к классу «паразитов», то есть слабохарактерные нарциссы, вред от которых ощутим, но не смертелен. Среди «паразитов» так же встречаются подлые озлобленные особи, живущие принижением слабых. Яркий пример - ПК. Средняя прослойка отдана «травоядным» - преданным домашним семьянинам. К ним я бы отнесла Бобби и Никиту. По законам природы на верхней ступени пищевой цепочки стоят «плотоядные». Гавриилу
Понятие «зверь» во всех его зоологических составляющих несет одну-единственную смысловую нагрузку - неоспоримое влияние мощи природы, следовательно, и основных инстинктов. Любой сытый зверь временно неопасен, зато голодного зверя от добычи пропитания отведет лишь собственная смерть. Вывод таков: если «травоядные» питаются природными дарами, «паразиты» существуют антагонистически, то «хищники» всегда умерщвляют жертву и поедают ее плоть.
Плохи мои дела, ведь по закономерности все изощренные проделки Его Коварного Высочества Злого Рока неотвратимо приводят к трагическому концу!
Глава 4. Тени Прошлого
Погода в первый учебный день выдалась на редкость скверная. Гривы туч безродных клубятся над нагими отвесными утесами Черноморского побережья.
С Никитой, Дашей и Юлей мы плывем по перетекающим из одного в другой коридорам ОМА, усеянными повсюду студентами и гостями учебного заведения.
– В начале собрания мы будем слушать оперу, - каламбурит мой брат, проходя мимо железных конкистадоров в схожий с оперным театром актовый зал.
– Юль, какой репертуар у нас на сегодня?
– «Фауст», - с театральным пафосом подыгрывает она.
– Я буду петь арию Маргариты.
– А я - Мефистофеля, - надменно протягивает бархатисто-грубоватый голос сзади, на который мы все оборачиваемся.
– Дамы и господа, добро пожаловать ко мне на бал!
С лицом властелина мира Гавриил Германович драматично раскидывает руки в стороны, обнажая кроваво-алую подкладку черного пиджака.
– Здорово, дружище, - жмет ему руку Никита.
– Вижу, ты в отличном настроении.
– Жизнь бьет ключом, - непринужденно отвечает он.
– Добрый день, барышни.
Отдельно он никого не выделяет, более того, его равнодушный взгляд обжигает мое лицо хлесткой пощечиной. Я поддалась жестокой иллюзии, наивно понадеявшись, что действительно приглянулась ему, а он наверняка с самого начала знал всю подноготную школьных событий годичной давности и просто играл со мной. Ужасаясь своему сокрушенному положению, я вцепляюсь трясущимися руками в края юбки. Мои губы горят, прижженные раскаленным металлом розыгрыша. Мне хочется сбежать на край Вселенной, исчезнуть и больше никогда его не видеть.
Безошибочный Стратег Злой Рок нанес мне сверхточный удар под дых!
– Ева, ты не заскучала после нашей мистерии на столе?
– выдергивает меня из негативных мыслей искушающий тон Гавриила Германовича.
Хронически срастаясь пальцами с дужкой очков, я встречаю его холодный, с самодовольной ухмылкой взгляд. У меня возникает непреодолимое желание навсегда стереть ногтями ухмылку с лица этого сногсшибательного доктора.
– Бобби Уилсон не давал скучать, - сквозь сведенное горло проговариваю я.