Страсти по адмиралу Кетлинскому
Шрифт:
На этот шаг Дыбенко пошел, вняв телеграммам председателя Центромура М.А. Ляуданского и начальника штаба главнамура Г.М. Веселаго. Однако независимо от решения наркома по морским делам революционный судовой комитет «Аскольда» почти сразу же подал прошение о расстреле Кетлинского, без всякого расследования и суда. Любопытно, что к реальному «виновнику» «тулонских событий» — предшественнику Кетлинского Иванову 6-му никто из матросов «Аскольда» никогда никаких претензий не предъявлял.
Что касается Кетлинского, то он, несмотря на домашний арест, продолжал работать. Уже 19 января он сделал сообщение в Центромуре о положении с углем и мероприятиях по расстановке кораблей на зиму. На следующем заседании Кетлинский поддержал мысль о создании газеты «Голос Мурмана» и внес предложение о выделении для ее организации комиссии, которой он обещал свою помощь.
Итак, в результате ходатайств представителей местных мурманских властей и начальника Морского генерального штаба Е.А. Беренса Верховная морская коллегия постановила освободить его. Арест был отменен, и контр-адмирал продолжил исполнение своих обязанностей главного начальника Мурманского укрепрайона. Правда, та же Верховная морская коллегия, учредив новую следственную комиссию по пересмотру «тулонского дела», предписала в течение всего периода ее работы установление «надзора за Кетлинским».
Историк флота М.А. Елизаров пишет. «Это (освобождение Кетлинского. — В.Ш.) никак не могло понравиться анархически настроенным матросам, знавшим примеры освобождения властью генералов Л.Г. Корнилова, П.Н. Краснова и др., которые начали вооруженную борьбу с Советской республикой. Подобно настроенные матросы, недовольные решением центральных властей о переводе содержащихся под арестом в Петропавловской крепости заболевших лидеров кадетской партии А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина в Мариинскую больницу, совершили над ними самосуд на другой день после разгона Учредительного собрания. Это потрясло всю интеллигенцию России. Радикально настроенные матросы на периферии стремились «догнать в углублении революции» Питер. К тому же в первой половине февраля планировалась массовая демобилизация матросов с Мурмана Была потребность в материале для рассказов о «революционных подвигах» землякам».
Таким образом, с каждым днем тучи над Кетлинским сгущались. Понимал он это или не понимал? Думаю, что, будучи человеком, далеко не глупым, он все прекрасно понимал. Увы, радикально изменить складывающуюся ситуацию было не в его силах. Оставалось только исполнять свой долг и надеяться на лучшее.
Военно-политическая ситуация на Мурмане была в то время непростая. Помимо своих внутренних революционных проблем, Кетлинскому приходилось сулить своеобразным буфером перед новой властью (которая во многом для него самого была непонятна) и союзниками, прежде всего перед англичанами, чья эскадра стояла на рейде Мурманска.
Заметим, что вечный оппонент Кетлинского, вице-адмирал Колчак к этому времени, уже бросил вверенный ему Черноморский флот, побывал в Англии, США и Японии, принял английское подданство и направлялся служить англичанам на Месопотамский фронт.
Следственная комиссия, о которой говорилось в телеграмме Дыбенко, приехать на Север все не торопилась. О ней вообще никто ничего не знал, причем даже о том, кто, собственно, в эту комиссию входит. Время же на месте не стояло. Началась массовая демобилизация матросов старших возрастов, призванных на флот в предвоенные 1910—1913 годы, а ведь именно эта категория старослужащих составляла основу «партии непримиримых», жаждавших мщения за тулонские события. С одной стороны такое положение было выгодно Кетлинскому, так как через один-два месяца на корабле почти не осталось бы активных участников и свидетелей «тулонского дела». Однако именно в этом крылась и смертельная опасность. Дело в том, что «непримиримые», уже в силу своей декларируемой революционности не могли себе позволить, чтобы последнее слово в принципиальном для них деле осталось не за ними. Если вначале они ждали приезда комиссии, то поняв потом, что могут ее и не дождаться, начали терять терпение.
А уже через несколько дней в Мурманск отправилась уже очередная следственная комиссия, назначенная по настоянию балтийских аскольдовцев Дыбенко. Впрочем, прибыв в Мурманск, следственная комиссия Дыбенко, почти сразу же убыла обратно. Дело в том, что 28 января в Мурманске произошло событие, сделавшее приезд следователей уже совершенно ненужным. Именно в это время наступила трагичная и в какой-то степени даже прогнозируемая развязка.
В.Л. Бжезинский пишет в своих воспоминаниях: «Старые аскольдовцы разъезжались по домам, ряды «непримиримых» редели. «У кого теперь искать справедливости? — говорили они. — Ждать некогда!» Все законные пути исчерпаны, остался террор, который был по душе таким лицам, как Карпов (один из наиболее анархиствующих матросов «Аскольда». — В.Ш.), и другим, разделявшим с ним эсеровские приемы. К такому выводу приводит логика. Этот путь отбора дает некоторое основание угадать фамилию мстителя, но ведь, в конце концов, не все ли равно, был ли это Иванов или Карпов? Не знаю, скрывал ли Самохин правду, но он говорил мне, что не знает, кто стрелял в Кетлинского, и даже не может высказать предположение. В этом разговоре участвовали и другие старые аскольдовцы, которые, как говорят, ломали себе головы, кто же этот мог быть? Самохина удивляло отсутствие последовательности. Аскольдовцы долго добивались суда. Дыбенко назначил следственную комиссию и, вот, накануне ее приезда — самосуд».
Глава пятнадцатая.
УБИЙСТВО ФЛАГМАНА
Буквально спустя два дня после своего возвращения из Петрограда, 28 января 1918 года контр-адмирал Кетлинский был тяжело ранен недалеко от своего дома выстрелами в спину из револьвера и после тяжелых мучений скончался на руках своей жены и близкого друга, инженера Станислава Соколовского.
Историк П.В. Федоров пишет: «28 января 1918 года в 3 часа дня К.Ф. Кетлинский шел из Военно-морской базы (видимо, все же из штаба Мурманского укрепленного района. — В.Ш.) в правление Центромура. В этот момент двое неизвестных, одетых в матросскую форму, произвели несколько выстрелов в него, одним из которых он был ранен в спину навылет. Пуля задела артерии, и через 20 минут после ранения Кетлинский скончался от внутреннего кровоизлияния на квартире начальника Базы, куда он сам дошел. Умирающий адмирал успел сказать, что в него стреляли аскольдовские матросы, поскольку «они были одеты в желтые халаты». Однако члены Центромура подозревали в убийстве главначмура его сослуживцев — офицеров.
А вот как описывает последний день в жизни Кетлинского инженер-механик крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинский: «Наступило роковое для Кетлинского 28 января. На предыдущем заседании Центромура он не присутствовал, т.к. оно было по существу внеочередным, касающимся, в частности, сообщения Ляуданского о его хлопотах в Петрограде по отмене распоряжения Дыбенко об аресте гланамура. Кетлинский получил сообщение от мурманского представителя Главного интендантского управления Никольского-Любимова о том, что американский пароход «Дора» с большим количеством интендантского груза и продовольствием возвращается британским командированием обратно в то время, когда он находился на расстоянии всего 160 миль от Мурманска.
Представитель интендантского управления производил в это время значительные операции по транзитной переброске импортных грузов, адресованных в Петроградскую и Московскую таможни. В январе в порту были разгружен пароход «Вологда» и два иностранных транспорта.
Никольский-Любимов формировал отправку грузов эшелонами и к концу месяца собирал седьмой поезд в составе 16 вагонов с подошвенной кожей, армейскими ботинками и конскими подковами. Официальным лицом, ведающим грузами от союзников, был так называемый Британский офицер по транспортировке. Фактически это была организация, в которой большую роль играли американские представители, т.к. грузы шли преимущественно из Америки. Во многих случаях англичане были только услужливыми исполнителями требований американцев. По указанию этих представителей в последнее время производились какие-то сортировки в трюмах прибывающих транспортов, и часть груза отправлялась обратно.
На «Доре», по-видимому, такой груз преобладал. В качестве формального объяснения своего поступка англо-американцы ссылались на то, что они встревожены слухами о конфискации товаров частных владельцев и хищениям и на железнодорожной линии. Кетлинский энергично принялся за выяснение вопроса и обратился за содействием к английскому адмиралу Кемпу. Гланамур был в претензии на то, что Британский офицер по транспортировке не поставил его в известность о намерении возвратить пароход «Дора» и предложил выдать англо-американцам гарантийное письмо о том, что грузы будут конвоироваться до места назначения и не будут подвергаться конфискации. Кемп, сославшись на то, что конфискации производят местные власти, что таким путем Центромур изъял значительное количество обуви и подошвенной кожи, потребовал гарантии не только гланамура, но и Центромура. Судя по объяснениям, которые давал впоследствии Самохин, Кетлинский считал, что английский адмирал в этом отношении находился в зависимости от американских поставщиков, которые имеют непосредственную связь с Британским адмиралтейством, и поэтому «Дору» лучше всего вернуть в Мурманск не только радиограммой, но и посылкой нашего миноносца. Таким образом, имелось в виду, с неофициального согласия английского командирования, принудительное возвращение американского парохода.