Страсти по Федоту
Шрифт:
В центре парка разбита детская площадка с горкой, качелями, песочницей. Всюду порядок — и ни души. Хотя, конечно, субботнее утро, кто в это время гуляет? Но, все равно, странно такое видеть.
Смутное шевеление почудилось в песочнице. Федот задержал шаг и самую малость свернул в сторону подозрительного шевеления.
Главное — ничего не трогать и не ступать на траву.
Скушенный
В песочнице стоял дом или замок, или ещё какое строение, собранное из деталек лего. Во всех переходах, окнах, на выступах и балкончиках этого здания копошились насекомые — муравьи или тараканы — не разберёшь. Шевелили усиками и суставчатыми ногами, сталкивались большими уродливыми головами и чувствовали себя в этом нежилом доме, как дома.
— Отходить тихо, — скомандовал себе Федот, попятившись от песочницы, обжитой ползучей скверной.
Что-то громко хрустнуло под ногой. Федот подпрыгнул, ошпаренный волной ужаса. Сзади, выстроившись полукругом, стояли ряды тех же головастых термитов. Федот взвизгнул и метнулся в сторону, пытаясь вернуться на дорожку. Навстречу ему из подстриженной садовой травы выступили новые орды. Волны насекомых перехлёстывали через бортик песочницы, наползали отовсюду. Федот спрыгнул на горку, крутанулся на карусельке и, наконец, утвердился на качелях. Со стороны игры взрослого дядьки, наверное, выглядели нелепо и смешно, но Федоту было не до смеха. Внизу колыхался сплошной ковёр существ, живых и мёртвых в одно и то же время. Некоторые тараканы пытались вползти на стойки качелей, и, кажется, это получалось.
— Ы-их! — выдохнул Федот, резко качнувшись. Самые борзые таракано-муравьи посыпались вниз. Качели, хорошо смазанные солидолом, не скрипели, и было понятно, что даже если доберётся кто на самый верх, то там его перетрёт в слизь.
— Ы-их! Ы-их!.. — размахи становились шире, Федот вкладывал в это бессмысленное дело всю свою энергию, все силы, которых оставалось не так много.
Качели ходили ходуном, словно под хулиганом, вздумавшим спьяну опробовать детский аттракцион. И в то мгновение, когда предел размахам положил ограничитель, стойки качелей изогнулись, образовав подобие
— Эй, не смейте! Выпустите меня!
Стальные трубы спешно выпускали проволочные ветви и скоро Федот очутился в металлическом коконе, сквозь который он ещё мог видеть, но его уже было не различить. Лишь внизу оставались сколько-то значительные отверстия, в которых показались насекомые из песочницы. Теперь ничто не мешало им ползти вверх, и было хорошо видно, что головы у них вовсе не такие огромные, как показалось вначале. Просто каждая из букашек сжимала в челюстях детальку, посверкивающую искрами электрических разъёмов. И каждый из тараканов стремился внедрить свою частицу небывалого лего в ноги, бока, глаза Федота.
— Нет!.. — закричал Федот, бешено топая и извиваясь, насколько позволяла клетка, стараясь стряхнуть и передавить настырных насекомых.
Сквозь металлическую сетку Федот заметил людей, направлявшихся к детской площадке. Мужчина катил коляску, рядом шёл мальчик лет десяти. Привычная картина: мама субботним утром занялась уборкой, а главу семьи выгнала гулять с детьми; всё равно от него никакой пользы.
— Помогите! — закричал Федот, удвоив усилия. — На помощь!
Мужчина повернул голову. На Федота уставилась эбонитовая поверхность, лишённая всяких признаков лица.
Семья гуляла по парку, пустынному в это время дня. Папа, мама и пластмассовый мальчик. Маму везли в коляске, сама гулять она не умела, у неё не было ни головы, ни ног, ни рук — только торс с торчащими грудями и гладкое лоно. Коляску по очереди везли то папа, то сын.
Посреди детской площадки, куда направлялось семейство, возвышалась железная штуковина, похожая на бутон небывалого цветка. Бутон раскачивался, изнутри доносился стук и невнятные крики.
— Не стоит туда идти, — сказал пластмассовый папа. — Это может быть опасно.
— Но ведь это мои качельки! — в голосе пластмальчика звучала обида. — Что же мне теперь, покачаться нельзя будет?
— Ничего, потерпи, — успокоил папа. — Это ненадолго.