Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— Слу-ушай! — протянул Колян, наблюдая индейское равнодушие, с каким Санек проникал к покойникам и возвращался обратно, но перед тем, как задать свой вопрос, попутно поинтересовался:
— А чего ты там делаешь?
— Градусники ставлю! — хохотнул Санек. — Жара-то какая! Как бы макияж не поплыл!
— Ооо! — ревел снова Колян, и лицо его наливалось клюквенной багровостью.
Отдышались. Выпили.
— А вот бывает так, — вспомнил Колян свой вопрос, — чтобы он ожил? Или она? По-настоящему?.. Ну, вот лежал, лежал и вдруг — а!..
Колян пьяно
— Как эта… летаргия, ну или там… — Он неопределенно крутанул рукой.
— После патологоанатома? — спросил Санек, закуривая.
— Который режет, что ли?.. Ну да!
— Не, после вскрытия — нет, а так — бывало… Мартыныч рассказывал совсем недавно, я, правда, еще не работал, встал один с номерком и пошел. Прям, блин, талифа куми, какая-то! Лазарь!
— Как пошел?.. Сам?
— В том-то и дело, что сам! Весь народ, что был, как дристанет в разные стороны! Правда, это ночью было — одни бомжи и студенты, вроде меня, из профессионалов только Мартыныч.
— Профессионал! — захохотал снова Колян. — Киллер!
— Ну!.. А он пьяный в дугу, ни хрена не испугался, хвать за лопату и за ним, за жмуриком. Ребята возвращаются, покойник обратно лежит.
— Замочил что ли, жмурика? — удивился Колян. — Это ж статья!.. — Голова его восхищенно крутанулась. — Во дают! Ничего не боятся, покойников мочат!.. А не врет?
— Может и врет, — лениво сплюнул Санек на кафель. — Давай выпьем! Че тут у нас осталось-то?.. О, почти полбутылки еще, живем!
— У меня еще банка есть!
— Ну, тогда давай будем толстыми?..
Выпили. Закусили. Саньку захотелось показать Коляну, что и у них в морге дела творятся всякие.
— Знаешь, что он мне рассказывал, когда я ему проставился? Что он позвонил родственникам этого жмурика. А те говорят: умерла, так умерла! А ты, Мартыныч, помоги, мы же тебя знаем, отблагодарим! И ты нас, надеемся, помнишь, сука моргинальная!.. Ну, Мартыныч и…
— Родственники?! Ну, мля, что у вас за дела-то творятся?! — поразился Колян. — Это что ж и умереть спокойно нельзя? И там рэкет?! Хоть не умирай, блин!
Этого Санек и добивался. Он довольно откинулся на стуле, забросил ноги на стол.
— Да там деньги такие, что Мартыныч до сих пор в штанину ссыт, при упоминании! — сказал он. — В общем, он говорит, что если б не он — жмурика, то сам был бы жмуриком. Они для этого ему и телефон дали, звони, мол, сразу, если что!..
Колян снова повертел головой:
— Ну и чё, неужели никто ничего?
— А чего, кто знает-то? Да и не верит никто. Вот ты веришь?
— Я-то? — Колян задумался, потом вдруг кивнул на дверь. — А там они все паталага… ну, вскрытые? А то я, знаешь, этих дел не люблю!
— А-а, проперло! — засмеялся Санек. — Да там уже все даже раскрашенные под свои фотографии в молодости! — махнул он рукой. — Не боись! Да и утро уже почти. Мартыныч говорит, что они только по ночам оживают. Омля, как — целая наука!..
Он снова коротко хохотнул.
— Тогда давай еще, чтоб побыстрее рассвело! — предложил Колян, разливая. — Чтобы все было джулай монинг!
Оба опять пьяно расхохотались и пошли помочиться на улицу, распевая «Julymorning».
— Мартыныч, открой, гадом буду, ничего не будет! — кричал Санек, дергая дверь; он был вне себя. — Открой, говорю, сука летальная!!
— Убью! — кряхтел Колян, тоже пытаясь пристроиться к двери и обнаруживая в щели зажатую полу халата Мартыныча.
Схватившись за нее, он изо всех сил потащил. Дерюга затрещала, но не порвалась, так как была захвачена вместе с прорезиненным фартуком, а лишь поддалась немного.
— Открой, гад, всем хватит! — выкрикнул Санек. — У меня ж день рождения, сукой буду, налью!
Бесполезно! Мартыныч, отоспавшись где-то среди трупов, в холодке, принял свежего покойника из больницы и, воспользовавшись тем, что его напарник с гостем вышли «освежиться» прямо на робкий рассвет, стащил со стола последнюю, непочатую бутылку водки. Санек, возвращаясь, увидел только мелькнувший коричнево-зеленый халат и прощальный отблеск поллитровки. Последней!
— Стой!..
Но было уже поздно. Старик захлопнул дверь. Открыть ее было не так-то просто, как думалось сначала. Мартыныч оказался гораздо крепче, чем к этому предрасполагает ежедневное и многолетнее пьянство. К тому же, с их стороны двери была только декоративная ручка, которая грозила оторваться в любую минуту, а старый пьяница мог ухватисто держаться за мощную скобу, и если ему ещё удастся закрепить в ней шкворень, то с водкой можно распрощаться, понимали они, прежде чем они оббегут морг, Мартыныч выпьет ее в три глотка. Только длина полы его подвела, застряла в дверях. Халат медленно поддавался на усилие Коляна и он уперся ногой в стену, как Санек, и осторожно перехватывал руками драгоценную материю, чтобы не порвать и не дай бог выпустить. Было тесно, неудобно. Оба от такого поворота вспотели и протрезвели и теперь мрачно рвались к водке.
— Г-глаза выдавлю, падле! — надсадно кряхтел Колян. — Откуда у него столько сил?
— Там скоба, вместо этой шпеньки! — показал Санек на ручку с их стороны.
— Для кого скоба? — удивился Колян. — Там же одни покойники?
Хохот отнимал последние силы, тем более, что он был безнравствен, ввиду потери. Собрались. Колян, не отпуская халат Мартыныча, пристроился поудобнее под более высоким приятелем.
— Давай вместе! — скомандовал он Саньку. — И р-раз!..
Дверь стала поддаваться, видимо, Мартыныча сморило.
— Аааа-мля! — торжествующе закричали они в расширяющийся проём, и тут же заткнулись.
Дверь вдруг распахнулась сама, как от удара, резко и настежь, опрокидывая их навзничь. Им показалось, что вместе с дверью они перевернули на себя весь морг, потому что на них вывалилась толпа голых и холодных до синевы людей, к тому же опутанных вожжами словно табун лошадей в гигантской упряжке. Они упали и этот табун смял их, пробежав по распростертым телам, больно стуча копытами пяток. Мартыныча среди них не было.