Страсти по Лейбовицу. Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь
Шрифт:
— Никуда. Я передумала.
Он улыбнулся.
— Но вы так торопились попасть в город.
— Забудьте это, отец мой. Я передумала.
— Отлично. Теперь мы возвращаемся домой. Почему бы вам на несколько дней не поручить заботу о вашем ребенке нашим сестрам?
— Я подумаю об этом.
Машина направилась обратно к аббатству. Когда они приблизились к лагерю Зеленой Звезды, он увидел, как что-то изменилось — и не в лучшую сторону. Пикетчики больше не ходили перед воротами. Собравшись в группу, они что-то говорили и слушали офицера и третьего человека, которого
— Значит, за всем этим кроетесь вы, не так ли? — он хмыкнул, глядя на аббата. — Что ж, у этого джентльмена в коричневом мундире есть для вас кое-какие новости. И думаю, что вам лучше прислушаться к ним, — мотнув головой, он показал на коренастого судейского чиновника, который торжественно приближался к ним.
Ребенок снова заплакал. Мать утомленно стала утешать его.
— Эта женщина и ребенок плохо чувствуют себя. Прошу вас, дайте нам возможность вернуться в аббатство. А затем я вернусь.
Офицер еще раз взглянул на девушку.
Она не отрывала глаз от лагеря, а затем перевела взгляд на высящуюся над ним статую.
— Я здесь выйду, — безжизненным голосом сказала она.
— Вам здесь будет лучше, — сказал офицер, снова приковываясь взглядом к красной карточке.
— Нет! — Дом Зерчи схватил ее за руку. — Дитя мое, я запрещаю тебе…
Молниеносным движением офицер схватил священника за кисть.
— Отпустите ее! — рявкнул он и продолжил уже мягче: — Мэм, это ваш опекун… или кем он вам приходится?
— Нет.
— В таком случае, какое у вас право запрещать женщине выйти из машины? — потребовал ответа офицер. — Не выводите нас из терпения, мистер, и вам бы лучше…
Не обращая на него внимания, Зерчи быстро стал говорить с молодой женщиной. Она отрицательно покачала головой.
— Тогда ребенок. Отдай мне ребенка, я отвезу ее к сестрам. Я настаиваю…
— Мэм, это ваш ребенок? — спросил офицер.
Девушка уже вышла из машины, но Зерчи продолжал держать ребенка. Девушка кивнула.
— Мой.
— Он задерживает вас как пленницу?
— Нет.
— Что бы вы хотели делать, мэм?
Она помолчала.
— Вернуться в машину, — подсказал ей Зерчи.
— Придержите язык, мистер! — рявкнул офицер. — Леди, что с ребенком?
— Мы обе выходим здесь, — сказала она.
Зерчи, захлопнув дверцу, попытался стронуть машину, но рука офицера нырнула в открытое окно, нажала кнопку «Отмена» и вырвала ключ из гнезда зажигания.
— Попытка похищения? —
— Возможно, — сказал тот и открыл дверцу. — А теперь убери лапы от ребенка!
— Чтобы ее здесь убили? — спросил аббат. — Вам придется применить силу.
— Фел, зайди-ка с другой стороны.
— Нет!
— А теперь перехвати-ка ему горло дубинкой. Вот так, дави! Все в порядке, леди — вот ваш ребенок. Хотя я вижу, что вы его не удержите, особенно с вашими костылями. Корс? Где Корс? Эй, док!
Аббат Зерчи увидел знакомое лицо, пробивавшееся к нему сквозь окружающую толпу.
— Возьмите ребенка, пока мы держим этого психа, ясно?
Доктор и священник молча поглядели друг на друга, когда ребенка вытащили из машины. Офицер отпустил руки аббата. Один из полицейских, обернувшись, увидел, что окружен послушниками, высоко вздымавшими вверх свои лозунги. Он решил, что плакаты могут быть потенциальным оружием, и рука его потянулась к пистолету.
— Назад! — рявкнул он.
Удивленные послушники повиновались.
— Вылезай!
Аббат вышел из машины и оказался лицом к лицу с толстеньким судейским чиновником. Тот хлопнул его по руке сложенным листом бумаги.
— Вот ордер на ваше задержание, выданный судом. Я должен зачитать его и объяснить вам. Вот вам копия. Офицеры засвидетельствуют, что вы препятствовали вашему задержанию, на что вы не имеете права…
— Давайте его сюда.
— Вот это правильно. Вы будете привлечены к суду по следующему обвинению: «Принимая во внимание, что истец ссылается на серьезное нарушение общественного порядка…»
— Бросьте лозунги вон в ту кучу пепла, — дал указание послушникам Зерчи. — Потом залезайте в машину и ждите, — не обращая внимания на произносимые слова, он, сопровождаемый по пятам судебным исполнителем, продолжавшим монотонно зачитывать текст, подошел к офицеру. — Я арестован?
— Мы подумаем об этом.
— «…и он должен предстать перед судом в назначенный день, дабы дать объяснения по поводу указания…»
— В чем меня обвиняют?
— Если потребуется, мы представим четыре или пять обвинений.
Из ворот показался вернувшийся Корс. Женщину с ребенком уже проводили на территорию лагеря. На озабоченном лице доктора читалась тень вины.
— Послушайте, отче, — сказал он. — Я знаю, как вы ко всему этому относитесь, но…
Кулак аббата Зерчи с размаха врезался в лицо врача. Корс потерял равновесие и тяжело шлепнулся на асфальт шоссе. На лице его было неподдельное изумление. Он несколько раз шмыгнул носом. Внезапно из него потекла кровь. Полицейский заломил руки священнику.
— Подведите его к машине, — сказал один из офицеров.
Автомобиль, к которому его подтащили, был не его собственным, а тяжелым бронированным полицейским лимузином.
— Судье ты не очень понравишься, — мрачно пообещал ему полицейский. — А теперь стой тут и не дрыгайся. Одно движение — и на тебя наденут наручники.
Аббат и полицейский стояли, дожидаясь у лимузина, пока судебный исполнитель, врач и другой офицер полиции совещались на обочине шоссе. Корс прижимал к носу платок.