Страсти валькирий
Шрифт:
–Раненый, вы нарушаете больничный режим, – с шутливой строгостью произнесла она.
Я в ответ лишь погладил восхитительный центр её тела, подавшийся мне навстречу.
Джамиля оказалась очень энергичной и изобретательной любовницей, лукавая миниатюрная и шустрая девушка по проворству не уступала обезьянке, когда в ответ на глубокий оральный секс настойчиво пыталась принять позицию шестьдесят девять. И я, обескураженный, порой не раз терпел поражение в этих страстных схватках. Вряд ли она практиковала такое со своими мужчинами соплеменниками, а со мной пускалась на разные эксперименты со смелостью и отчаянием, которые меня даже удивляли.
У
Мы оба понимали, что у наших отношений вряд ли имеется будущее и это отметало ложную стыдливость и сдержанность. До сих пор я вспоминаю этот непродолжительный эпизод своей жизни с неоднозначными оценками, но с непременным удовольствием. Моя личная жизнь была очень разнообразной, но не регулярной. И эти сексуальные эксцессы всегда были полны остротой и новизной, каждый раз с новой женщиной.
Всё было довольно увлекательно и разнообразно, только одно меня немного смущало. Девушка укрепляла волосы с помощью кефира, катык на её языке, и запах от её длиннющей косы ниже попы, был тяжеловатый.
Но недолго это продолжалось, как только все заметили, что я пошёл на поправку, Джамилю перестали оставлять со мной. Теперь она работала днём на рыночке, как и все. Мы теперь могли только обмениваться взглядами, когда никто не видел.
Как ни странно, но меня совсем не беспокоила судьба денег, которые я нёс собой. Эти люди спасли мне жизнь. Но меня стала беспокоить деятельность, развернувшаяся вокруг моей скромной особы. Сами торговцы были люди достаточно безобидные, но конечно с разными предпочтениями и мировоззрениями. Нашлись среди них и сочувствующие радикальным движениям и появление раненного «моджахеда» перевозбудило некоторых.
Прибыл какой-то бородатый эмиссар и страстно начал налаживать со мной контакт. Мастер создания подпольных сетей, пытался добиться от раненного единоверца нужных ему сведений, и мне пришлось плести небылицы о моей личной неудачной миссии. Благо такой информации за время службы в тербате я почерпнул достаточно.
Из-за моей внешности меня все принимали за своего и мне достаточно было для важности надувать щёки и многозначительно изрекать избитые постулаты различных религиозных течений. При моей образованности и эрудированности мне было нетрудно адекватно реагировать на ненормальные события, происходящие вокруг меня. Мне не хотелось разочаровывать лечащих меня людей, и потом мне казалось, что мне могут перерезать глотку, если я оттолкну от себя открывшихся мне радикалов. Невольно я стал обладателем чужих секретов, хоть и не стремился слишком много знать.
Я наивно надеялся отвалить из этих мест, как только достаточно окрепну и забыть об этом очередном сомнительном эпизоде в моей жизни. Со мной, в последнее время, всё происходило согласно пословице, «увяз коготок, всей птичке пропасть». Но мне больше казалась подходящей другая народная мудрость, «понеслась звезда по кочкам».
Я уже начал ходить и копил силы для рывка, но моя жизнь оказалась более стремительной на события. Как-то я стоял у окна, выходящего на дорогу, и отсутствующим взглядом созерцал неторопливую провинциальную жизнь. В голове моей теснились разные мысли, но вдруг мои размышления прервали невинные на первый неопытный взгляд события.
Из общего вялого потока машин вывалились две характерные казённые машины и синхронно притормозили у нашего придорожного рыночка. Распахнулись дверцы и оттуда посыпались автоматчики в касках и бронежилетах, мне не надо было видеть их спины, чтобы прочитать там надпись крупными буквами, название одной известной федеральной службы. Я забыл о ране и своей слабости, резво проскочил через помещение, к противоположному окну домика, выходящему на задворки и ласточкой нырнул в оконный проём.
Приземлился на руки и кувырком скатился в дренажную канаву. По мне никто не стрелял, значит спецы ещё не окружили заранее рынок. Их небольшой недочёт, мог спасти меня от очень больших неприятностей. Задыхаясь от быстрого бега на «четырёх костях», я по канаве, параллельной дороге, добрался до низины с пересекавшей дорогу дренажной трубой. Низинка хаотично заросла редколесьем и высокой травой, вот по ней я и стал, как заяц, зигзагами уходить в бескрайние поля.
Очередной излом судьбы мне помогла избежать моя молодость и изворотливость. Я не сомневался, что силовики нагрянули по мою душу и за собравшимся вокруг меня коллективом единомышленников. Скрыть такую бурную деятельность на федеральной трассе было очень сложно. В общем, неважно начиналось моё пребывание в России, я надеялся, что хвост, тянувшийся за мной, наконец оторвался, как у ящерицы, и я смогу жить дальше как все нормальные люди. Вот только отсутствие у меня документов сильно осложняло мою задачу.
Когда я удостоверился что за мной погони нет, я несколько часов отлёживался в кустах, вдыхая горьковатый запах полыни. Слава богу, рана не разошлась, и я начал мечтать о благополучном исходе. Я несколько дней шатался по диким степям, опасаясь выходить к людям, питаясь чем придётся, исхудал, оброс, приобрёл загар и типаж бомжа. Но надо было подождать пока схлынет ажиотаж вокруг моей особы, и правоохранители потеряют бдительность, утонув в повседневной текучке.
Но все мои опасения к счастью не оправдались, я никого не встретил за неделю, в двадцать первом веке трудно было найти более безлюдный уголок природы, чем этот кусок первозданной и дикой степи.
Ночевал я в густых зарослях терновника, росших одиноким островком в голом поле, что было очень удобно для обзора подходов к моей «лёжке». К тому же из него можно было быстро и незаметно скатиться в рядом расположенный овраг, ночевать же в самой низине было холодно, так как там иногда под утро скапливался холодный и сырой туман. Да и тёмной ночью там было неуютно и откровенно страшно, без всяких видимых на это причин. Свою берлогу я заплёл ветками и выстелил сухой травой, вход в образовавшийся шалаш на ночь затыкал колючими ветками. Пригодился мой детский опыт строительства «халабуд», получилось довольно уютно и по-летнему тепло, но спать там было очень тревожно.
Когда на степь спускалась темнота, я долго прислушивался к звукам окружающей природы, в которой преобладали приятные песни цикад. Я опасался степных волков и спал вполуха, как дикий зверь, готовый проснуться в любое мгновение от малейшего шороха. И часто просыпался, с тоской вспоминая свою квартирку в Старобельске, которую я, как выяснилось, сильно недооценивал.
Также я боялся ядовитых гадюк и пауков, в наших южных степях хватало такой опасной живности, но бог упас. Воду я набирал в пластиковую бутылку в найденном мною родничке, дарившем чистейшую и холодную воду в глубине оврага, по которому тёк ручеек.