Страстная Лилит
Шрифт:
И пока он кричал, появилась сама Саломея – девочка возраста Аманды в коротком розовом платьице с нашитыми на его юбке пунцовыми розами и блестками по вороту и на рукавах. Аманде она показалась красавицей.
– Мисс Робинсон... поглядите! О, пожалуйста, поглядите.
– Идемте, – ответила мисс Робинсон. – Ужасно вульгарно. Ребенок такого возраста.
– Это же Саломея, – возразила Аманда. – Как Саломея может быть вульгарной? О ней в Библии говорится.
Саломея знала, что они говорят о ней; она понимала, что Аманда пыталась убедить мисс Робинсон заплатить
– О, Робби... пожалуйста. Мне так хочется посмотреть. Хочется больше всего.
Человек с серьгами придвинулся к ним.
– Тебе хочется посмотреть, как танцует Саломея, не так ли, моя милая? Пустите малышку, мадам.
Мисс Робинсон величественно выпрямилась.
– Кроме того, – продолжал он убеждать, – вам самой понравится. Это не то представление, какое ваша милость может увидеть в любом балагане. О нет. Это – культура. А вы – культурная дама, воспитанная. Мне можно этого не говорить.
Аманда, умоляюще смотревшая в лицо своей гувернантки, увидела, как оно смягчилось. Мужчина положил руку на плечо мисс Робинсон. В глазах его появилось выражение, которого Аманда не поняла. Она ожидала, что мисс Робинсон сердито сбросит его руку, но та не сделала ничего подобного.
– Вы умеете ценить прекрасное, леди. Я это вижу. – Слегка окинув взглядом мисс Робинсон, он тихо прибавил: – Красивые дамы всегда ценят.
Мисс Робинсон обернулась к Аманде.
– Вы действительно хотите увидеть это? Аманда взмолилась:
– О да, пожалуйста.
Миловидная девочка в розовом платьице улыбалась Аманде; человек крепко, но не грубо держал ее за плечо.
– Конечно, хочет. Верно, малышка? Она запомнит это навсегда.
– Это не... непристойно, я надеюсь, – сказала мисс Робинсон необычным для нее довольно фривольным тоном, не похожим на ее обычно суровый тон в разговоре с теми, кого она не считала равными себе.
– Да Господь с вами, леди, это... искусство!
После этого мисс Робинсон заплатила два трехпенсовика, и они вошли в балаган, пахнущий сырой землей и потом. Они устроились на одной из скамеек и, когда их глаза привыкли к темноте, увидели, что там уже несколько человек ждут начала представления, устремив глаза на синий занавес, закрывающий одну сторону балагана.
Темный балаган казался Аманде обворожительным местом; звуки ярмарки заглушались парусиной и казались привлекательнее, чем снаружи. Она спокойно ждала, пока люди медленно заполняли скамейки, ибо, естественно, объяснила она мисс Робинсон, не могут же они думать, что Саломея будет танцевать для них одних. Наконец, когда они уже прождали четверть часа, люди, сидевшие в балагане, начали топать ногами, и свистеть, и кричать, отчего мисс Робинсон стала опасаться за свое достоинство, а Аманда – за Саломею.
Тут синий занавес оттянули в сторону, и показалась Саломея в розовом платьице с
– Леди и джентльмены, – сказала она, – благодарю вас за внимание. Через минуту я буду танцевать «Танец с семью вуалями». Надеюсь, он вам понравится.
После этого она исчезла за занавесками до тех пор, пока публика не начала топать и хлопать в ладоши, показывая свое нетерпение; а когда она снова появилась, то была обернута во что-то, похожее на белый муслин, как подумала Аманда; ее черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она поклонилась и сказала со страшным выговором, не характерным для юго-западных графств:
– Леди и джентльмены, «Танец с семью вуалями».
Она танцевала и, танцуя, тянула за муслин, который слезал с нее, как обертка, открывая другую муслиновую обертку, а первую она бросила за занавес. Краснолицый человек, сидевший рядом с мисс Робинсон, начал фыркать от смеха.
Все впились в Саломею глазами. Она танцевала, грациозно извиваясь, крутясь, вертясь... и вдруг сдернула вторую муслиновую обертку. Мисс Робинсон вздернула голову. Аманда почувствовала, что она схватила ее руку.
– Мы уходим, – прошептала мисс Робинсон.
Но Аманда научилась у Лилит вести себя вызывающе.
– Я остаюсь, – ответила она и продолжала упорно смотреть на Саломею.
Краснолицый сосед повернулся к мисс Робинсон.
– Это уже четвертая, – сказал он. – Всего их семь. А что потом, а? – И он толкнул мисс Робинсон локтем в бок.
Она высокомерно отодвинулась от него.
– Я настаиваю... – прошипела она в ухо Аманде.
Но Аманда от нее отшатнулась; она не могла отвести глаз от крутящейся фигурки. Слетел пятый кусок муслина. Краснолицый был очень доволен; он повернулся к мисс Робинсон.
– Ну что? – вопрошал он. – Ну что?
После того как была сброшена шестая вуаль, мисс Робинсон поднялась.
– Сядьте! – потребовали сидящие позади нее, – Из-за вас не видно. Сядьте, говорят вам.
Багровея от злости, мисс Робинсон села.
Сброшена седьмая вуаль, и Саломея осталась в трико телесного цвета, облегавшем ее так плотно, что ноги казались голыми. На ней была туника с низким вырезом, доходившая ей всего до бедер.
Она поклонилась. Краснолицый засвистел; балаган наполнился, казалось, криками и аплодисментами.
Тогда Саломея убежала за занавес и появилась уже в чем-то похожем на мантию из черного атласа, покрытую сверкающими блестками; она прижимала мантию к телу, умудряясь оставлять на виду свои красивые ножки в трико телесного цвета.
– Леди и джентльмены, – сказала она, – благодарю вас за внимание. Если кто-нибудь из вас захочет еще раз увидеть представление, пожалуйста, останьтесь на местах. Я подойду и соберу с вас небольшую плату в три пенса.
Парусиновую полу балагана откинули, и в него ворвался солнечный свет и шум ярмарки.