Страстные сказки средневековья Книга 2.

Гаан Лилия Николаевна

В зале раздался ропот возмущенных голосов. Над головой де ла Верды собиралась нешуточная гроза. Наказанием за клятвопреступление в ту далекую эпоху могла стать и смерть.

– Прошу тишины,- прикрикнул король на подданных, и с ласковостью кота, поймавшего мышь, глянул на побледневшего от такой напасти дона Мигеля,- ну, граф, что вы можете сказать в свое оправдание?

Дон Мигель хмуро хмыкнул. Что он может сказать в оправдание? Весьма много! Не переслушаете!

– Это было повторное венчание,- сухо заявил он,- мне хотелось повторить обряд уже без спешки и в более торжественной обстановке!

– Может,

и девицу вы лишили невинности повторно,- не выдержав, съязвил принц Генрих, глаза которого сузились нескрываемой ненавистью,- есть ли у вас свидетели того, что вы не лжете?

Дон Мигель раздраженно перевел дыхание. Все это было так некстати!

– Свидетелем является епископ Братичелли, он присутствовал при первом венчании. Но его здесь сейчас нет, его преосвященство в Англии!

Лицо Генриха совсем не венценосно исказилось злорадством.

– Значит, у вас нет свидетелей!

Де ла Верда презрительно смерил глазами напыщенного мальчишку. Этому принцу всегда не хватало выдержки!

– Вы не дали мне закончить, ваше высочество! Подтвердить мои слова может находящаяся здесь графиня де ла Верда.

– Пригласите сюда графиню,- приказал король, поудобнее устраиваясь на троне.

Дон Мигель с горечью отметил, что эта история развлекает Людовика. Трудно понять, что двигало королем, когда он решил вынести столь деликатный и частный вопрос на всеобщее обсуждение, но смутно граф догадывался, что всему виной тот самый философский камень, о котором его величество расспрашивал несколько дней тому назад. Очевидно, король затаил обиду за нежелание посвящать его в суть дела.

Между тем, в зале появилась графиня. Вот где пригодились ночные труды служанок, и Стефка смогла предстать перед столь значительным собранием во всем блеске своей красоты. На ней было синее шелковое платье-роб, расшитое по подолу золотом и отороченное мехом куницы - по моде того времени, оно подчеркивало её беременность особыми складками под грудью. Голова была закутана в тончайшую, пропущенную под подбородком белую вуаль, придерживаемую двойным валиком из светло-розового шелка. Это обрамление искусно подчеркивало её изысканно утонченную и светлую красоту, делая синие глаза прозрачными, а кожу лица особенно нежной. Ангел, да и только! По залу, заполненному сплошь мужчинами, прокатился всеобщий восторженный вздох, сменившийся рокотом восхищенных голосов.

– Да,- задумчиво потеребил подбородок Людовик, внимательно рассмотрев женщину,- вы, граф, повторили участь Париса, укравшего Елену Прекрасную.

И неприятностей собрал на свою голову не меньше человека, загубившего целое государство ради сомнительного удовольствия стать прелюбодеем! Так что сравнение графу отнюдь не польстило.

– Царь Менелай был мужем сей дамы, тогда как граф Палацкий только женихом!
– счел нужным заметить де ла Верда.

Тем временем два пажа поставили для беременной графини итальянское кресло, на которое она и опустилась, одарив присутствующих безмятежной улыбкой. Но когда её глаза выделили из толпы незнакомых придворных Генриха и Ярека, безмятежность моментально сменилась радостным волнением. Это были люди из её прошлого, такого чистого и незамутненного, что оно не могло не вызывать ностальгии даже по бабке Анельке. В конце концов, жизнь показала, что суровая пани Лукаши была во многом права, и если бы внучка внимательнее прислушивалась

к словам старухи, как знать, может, и не оказалась бы замешана в эту дикую историю!

– Дама Стефания, графиня де ла Верда,- между тем вопрошал бальи,- можете ли вы подтвердить, что в замке Конствальц над вами был проведен повторный обряд венчания?

– Да!- удивилась вопросу женщина.- В первый раз нас обвенчали в ту ночь, когда меня выкрали из дома барона Збирайды, а во второй - в замке Конствальц пять месяцев спустя.

– Вот видите,- это решил, что наступило время вступить в разбирательство папский легат,- по всем законам нашей матери католической церкви, донна Стефания является настоящей женой достойного гранда. И в этом месте обвинение в клятвопреступлении является необоснованным.

– А как же насчет второй части, о завершении брака?
– возразил принц Генрих, и тот час мягко обратился к женщине.
– Пани Стефания, когда был завершен ваш брак?

Теперь уже лицо графини стало красным от стыда, и она испуганно опустила взор под перекрестным огнем мужских глаз. Да что же это такое, есть ли совесть у этих людей? Мало того, что её простынь когда-то развевалась над всей округой, так теперь ещё вопрос об этом прозвучал на все французское королевство!

На защиту женской стыдливости вновь встал папский легат.

– Этот вопрос неуместен, ваша светлость,- упрекнул он принца,- он оскорбляет достоинство высокочтимой донны! Посмотрите на графиню, она умирает от смущения!

– Пани уже два года живет супружеской жизнью, беременна..., так что же постыдного в том, что когда-то это случилось в первый раз,- живо возразил Генрих,- мы же не заставляем её говорить о подробностях брачной ночи, пусть просто назовет дату и место!

Что ж, ни у графа, ни у епископа не нашлось больше аргументов, чтобы избавить графиню от дальнейшего допроса. Дон Мигель обреченно кивнул головой супруге.

– Я не припомню точно число, но это произошло во время остановки в Конствальце!
– послушно ответила Стефка.

И тут же раздался разъяренный крик. Покрасневший, с бешено сверкающими глазами граф Палацкий вышел на середину зала и бросил к ногам де ла Верды свою перчатку.

– Вы, сударь, бесчестный человек, насильник и похититель чужих невест! Я вызываю вас на поединок чести!
– громко крикнул он, обращаясь к дону Мигелю.

Но тот не особо отреагировал на выходки наивного мальчишки, его больше интересовал подпирающий стену Рауль. Некрасиво решать свои проблемы чужими руками! Впрочем, что было взять с эльфа?! Теперь граф твердо уверился, что они - сатанинские отродья! Но нужно было ответить на вызов недоумка Палацкого:

– Да будет так!
– нагнувшись, поднял перчатку дон Мигель.

Теперь слово было за королем.

– Что ж, - сухо согласился Людовик,- если вы решили спор о прекрасной даме предоставить Божьему суду, то я не буду препятствовать вашему желанию померить силы в поединке, и при помощи оружия доказать свою правоту!

Дон Мигель усмехнулся про себя - он знал, с каким презрением относится король и к рыцарям, и к рыцарским поединкам. Ему рассказывали, как тот однажды, в издевку, прислал на ристалище переодетого мясника и громко ему аплодировал, когда тот побивал рыцарей. Но сегодня Людовик, почему-то счел нужным изобразить из себя покровителя рыцарских доблестей.