Стратегии гениальных мужчин
Шрифт:
Что же касается идеи, то работы Чернышевского, Маркса, Плеханова, помноженные на стремительный поиск собственного исключительного пути, не заставили долго ждать – наполовину сформированная в семье и закрепленная смертью старшего брата идея безудержно прогрессировала. По сути, Владимир уже знал, что он будет делать, он лишь выкристаллизовывал стратегию и тактику жизненного пути. Год, проведенный в русской глубинке наедине с книгами и собственными бушующими страстями, определил дальнейшую жизнь Ульянова – он уже мысленно медленно перевоплощался в Ленина, того Ленина, от появления которого содрогнулась планета.
Людвиг ван Бетховен
«Искусство! Только оно одно и удержало меня. Мне казалось немыслимым покинуть этот мир прежде, чем я выполню того, к чему чувствовал себя призванным».
(16 декабря 1770 года – 26 марта 1827 года)
Жизнь
Из всех известных имен, которые человечеству подарила музыка, имя Бетховена, пожалуй, вызывает наиболее сильные эмоции. Он прошел через самые жестокие страдания, на его долю пришлось гораздо больше горя, чем способен вынести один человек, его жизнь была окутана непроницаемой пеленой тоски. Может быть, поэтому его музыка, наполненная бесконечными личными переживаниями, оказалась такой проникновенной?!
В начале своего сложного жизненного пути этот отчаянный человек практически не имел шансов стать знаменитым музыкантом. Но он сумел вырасти до великого композитора, подарившего миру незабываемые творения. Позже Бетховена ждало еще одно испытание: находясь в зените славы, он потерял слух. Но он продолжал бороться до последнего и вопреки неизлечимой болезни вписал свое имя в летопись успеха – не только как великий музыкант, но и как стоик, поразительные способности которого черпать силы внутри себя вызывают уважение и изумление потомков. Скорее всего, в течение своей жизни Бетховен так и не испытал ощущения счастья. Может быть, за исключением тех коротких моментов, когда видел одухотворенные лица людей, услышавших его музыку. Мрачный и угрюмый отшельник, он взошел на пьедестал успеха и, безусловно, точно знал это. Все, что он получил взамен от судьбы за свой обескураживающий содержанием и глубиной труд, было умиротворение…
Родившись в семье придворного не слишком одаренного музыканта-пьяницы, возжелавшего (больше ради легких денег, чем вследствие высоких порывов души) сотворить из своего старшего сына «второго Моцарта», Людвиг ван Бетховен уже в раннем детстве испытал всю тяжесть жестокого обхождения и изнурительной муштры.
Именно из детства, которое оказалось просто периодом стремительного взросления, будущий гений вынес непримиримость к любым посягательствам на его свободу, именно тогда была рождена его надрывная и очень тонкая чувствительность, выносившая переживания о независимости и гордости, которые легли потом навечно на нотные тетради. Биографы музыканта указывают на то, что в детстве у Людвига практически не было друзей среди детей – он «жил и трудился, как взрослый», заплатив за успех в музыке всеми детскими радостями.
Но среди этого почти безумного, невыносимого своим чудовищным «взрослым» распорядком раннего периода жизни, часто наполненного обидами и переживаниями, было и несколько важных, едва уловимых моментов, резко повлиявших на всю дальнейшую жизнь музыканта.
Жестокий и непримиримый конфликт с отцом, тем не менее, сыграл очень заметную роль в становлении Бетховена. Растущая с годами взаимная неприязнь не только способствовала быстрому взрослению мальчика, но и предопределила его раннюю самостоятельность в принятии большинства судьбоносных решений. Несмотря на конфликт и осознанное отвержение сыном роли отца, насквозь пропитый и погрязший в долгах родитель, а позже и первый сравнительно серьезный музыкант-учитель Пфейфер, встретившийся Людвигу на жизненном пути, просто внушили мальчику, что он может и должен прославиться, потому что рожден гением в музыке. Этот мотив звучал повсеместно и настолько отчетливо, что о семилетнем Людвиге уже вполне серьезно говорили во всем небольшом Бонне. В таких условиях и самому мальчику было сложно не поверить утверждениям о своем большом будущем. Наконец, убеждение Людвига добиться успеха на музыкальном поприще подкрепил еще один его учитель и весьма знаменитый в Германии музыкант – Христиан Нефе. Будучи безусловным авторитетом в небольшом городке, последний не только развил в мальчике непреодолимую мотивацию высокого творчества, но и убедил, что лишь непревзойденный талант и умения могут защитить от посягательств сильных мира сего. В большой музыке таится не только великая радость творчества, в ней одновременно можно найти щит от язвительных стрел глупцов и негодяев – вот что усвоил Людвиг ван Бетховен, едва осознанно вступив в мир.
Он узнал ноты гораздо раньше, чем буквы алфавита, поэтому в какой-то степени дальнейшая жизнь музыканта была предопределена. Внушение в раннем детстве в большинстве случаев играет ключевую роль в самоопределении и формировании ценностной ориентации будущей личности, а общение со взрослыми солидными мужами, очень серьезно утверждавшими, что Людвиг обладает большим талантом и должен стать великим музыкантом, прочно засело в его голове на всю жизнь. Когда некоторое время спустя Бетховен прочитал о себе в местной газете довольно лестную заметку как о подающем надежды гениальном музыканте, его последние сомнения рассеялись окончательно. Хотя само сообщение было не чем иным, как плодом творческой гиперболизации репортера, оно дополнило уверенность мальчика в своей непревзойденности.
В большей степени окружению юный Бетховен был обязан пробуждением на редкость устойчивой мотивации: музыканты рано открыли ему глаза на рабское положение труженика муз в современном обществе и сумели убедить, что лишь великий музыкант, принадлежащий больше возвышенному искусству, чем низменному обществу обывателей, имеет право на голос. И именно взрослое влиятельное в мире искусства окружение настояло на визите Людвига к первому музыканту Европы – Вольфгангу Моцарту. Для юного, еще не окрепшего духом Бетховена, не раз испытывавшего унижения, это имело решающее и символическое значение одновременно.
Подход отца и его музыкального окружения к обучению все же отложил положительный отпечаток на упорстве и усидчивости молодого музыканта. Привычка работать с раннего детства по распорядку взрослого человека стала пожизненным правилом. Даже в те печальные детские вечера, когда его заставляли играть до полного изнеможения или закрывали в комнате наедине с нотами, в душе Людвига не пробудилась ненависть к звукам – он находил в их плавном и трепетном колебании гармонию и успокоение для загнанной души. Музицируя и все больше импровизируя, Людвиг забывался и невольно начинал создавать новые сочетания звуков, что стало первым шагом к большому целенаправленному творчеству. С музыкой в сердце он ожесточался против людской алчности и страсти к денежным знакам, ради которых и его родной отец готов был лишать общения сына со сверстниками. Интересно, что когда из-за тех же денег Бетховен-отец отказался от бредовой идеи создания «чудо-ребенка» – за выступления маленького Людвига просто мало платили – и перестал с немым садистским упорством истязать сына музыкальными упражнениями, Людвиг не бросил играть. Это занятие стало духовной и физической потребностью. В лоне таинственного переплетения звуков был другой мир, не просто отличный от реальности, а позволявший оторваться от действительности и получить неземное духовное наслаждение, бесконечный восторг и осознание, что он может нечто такое, что другим (даже музыкантам уровня отца) просто не дано уловить. Это все равно что оседлать безумную стихию, объездить дикого скакуна или почувствовать наяву свободное падение, в котором перед самым сближением с землей вдруг появляются крылья и уносят в следующую новую реальность. Музыка давала возможность забыться, и в этом для ущербного юноши была спасительная возможность найти нить полноценной жизни – такой, чтобы не потерять свою уже рожденную в муках творчества личность.
Позже общение в небольшом кругу авторитетных людей искусства, куда Бетховен был неожиданно допущен благодаря одному из своих взрослых друзей, развило в нем стойкую мотивацию и к глубоким смежным знаниям, желанию всесторонне познать истину и соответствовать интеллектуальному уровню своих собеседников. Имея лишь начальное образование и едва умея читать, он ощущал ущербное чувство духовной неполноценности, и такая ситуация вместе с реальным мотивом постигнуть то, что скрыто завесой тайн от большинства людей, стимулировала юношу лучше всяческих наставлений. Он пришел к книгам сам, и оттого понимание им литературы было более глубоким и целостным, а проникновение в мир книг – более яростным и стремительным. Дополнительным кнутом для Людвига оказалась катастрофическая нехватка времени: все свое дневное время он посвящал музыке, читать же и наверстывать пробелы образования приходилось поздними вечерами и во время коротких периодов отдыха. Зато молодой человек научился ценить каждую минуту, отныне его беспокоило каждое потерянное мгновение.
Будучи старшим сыном в определенно неполноценной семье, Бетховен испытал на себе всю тяжесть ранней ответственности, принесшей ему, кроме независимости, еще и чувство полной внутренней свободы. Так часто случается в семьях с отцами-алкоголиками, отцами-неудачниками и отцами, болезненно воспринимающими свои нереализованные возможности. Их сыновья либо становятся жалкими подобиями родителя, либо, вынашивая в ненависти и отвращении к нему свои гневные чувства, с яростным и непонятным окружающим остервенением устремляются к успеху. Для маленького человека нет более острого стимула победить, чем отвращение и презрение к собственному отцу, рождающие безумную страсть деятельности. Бетховену, рано окунувшемуся в серьезную взрослую жизнь, была ненавистна даже мысль походить на отца поступками и делами: в глубине души он презирал его за несостоятельность, за то, что он обрек его мать на жалкое нищенское прозябание, и, самое главное, за то, что он оказался неспособным реализовать себя как музыкант. Сам же Людвиг привык с самого детства упорно утверждаться каждый день и четырнадцатилетним юношей сумел попасть в поле зрения власть имущих и получить должность помощника органиста. Он живо осознал, что оценен даже той гнусной частью общества, которая так беззастенчиво и бесцеремонно эксплуатировала таких, как он сам, двигая людьми, словно это маленькие дешевые марионетки. Гордость за себя и за свою самостоятельность позволяла ему еще глубже и четче противопоставлять себя подавленному, безнадежно опустившемуся на дно жизни отцу-неудачнику и жалкому обществу умиленных ценителей музыки в шикарных светских салонах.