Стратегия. Колония
Шрифт:
— В принципе везде одинаково, — заметила она. — Что на Рейне, что на Ганге, что на Волге — пусто на берегах. Нас, людей, еще так мало… Словно чайную ложку соли растворили в олимпийском бассейне.
— Мне пересол давно надоел, — вырвалось у меня. — Не страдаю.
— Зато я страдаю, спина что-то устала, — объявила подруга, толкнув меня в плечо. — Смени за рулем. И поцеловать не забудь, дорогой, а то за становлением в Большого Босса ты начинаешь все реже правильным взглядом смотреть на мою задницу!
Не дожидаясь реакции, она привстала и повернулась, пробираясь на корму.
— Ну вот, — довольно
— Дурак, у тебя вечно одно на уме!
У меня с ней все как обычно.
Вскоре Амазонка заложила пологий поворот по большой дуге влево по ходу движения группы, появились песчаные косы и старицы. В целом характер берегов не менялся, с обеих сторон над руслом южной реки поднимались несколько отстоящие невысокие гряды холмов, густо поросшие лесом с господством широколиственных, по крайней мере на западном берегу. Местами полка прерывалась склонами с невысокими кустами, спускающимися к воде под углом 10–15 градусов. Пару раз встретились обрывы-сэндвичи с выходами горизонтально залегающих песчано-глинистых сланцев, потому и вершины холмов плоские.
Так мы прошли по безлюдной реке еще километров двадцать пять. Один раз увидели признаки посещения этих мест: на правом берегу реки, на песчано-галечной косе, после небольшого узкого переката. Тут уже кто-то останавливался — прямо на открытом месте были видны следы костра, а рядом лежала недожженная охапка собранного плавника.
Пш-шш…
— «Тунгус», внимание, приток впереди справа.
Я оглянулся — Лунев, держась за поручень пульта управления, стоял с биноклем в руках, глядя то на мониторы «Фары» и эхолота, то в оптику. А Данька-то на корме, за румпелем сидит: освоился парень, вовремя перехватывает! За штурвал не становится, с кормы работает, чтобы Косте не мешать и кучи не создавать.
— Принял, подходим.
Место приметное. На косе выше по течению притока, ближе к реке росли невысокие кусты местного тальника, остальная же песчаная полоса была свободна, продуваема ветерком. Над косой в глубь берега поднималась надпойменная терраса, густо покрытая травой и какими-то густыми колючками. За короткой полосой леса склон невысокого пологого холма перед песчаным пляжем круто опускался в воду, под ним лежало несколько упавших деревьев, вытянувших кроны к реке. Смотрелось очень красиво.
Вот и речка. Я взял чуть левее, чтобы не налететь на намытый течением язык выноса.
Пш-шш…
— «Тунгус», вижу сетку!
— Ленни, за штурвал! — бросил я назад и ответил Косте: — Малый ход! К бою.
— Принял к бою, обхожу.
«Зодиак» прибавил обороты, рыскнул еще дальше к стремнине и быстро обогнал Малыша. Сталкер сидел у левого борта, вывесив на баллон пулемет, — там на кевларовом чехле с двух сторон имеются специальные площадки. Приток в заливе невелик, метров двадцать ширины, и все русло тихой низинной речки было надежно перегорожено дешевой китайской сетью: их сразу узнаешь по характерным поплавкам.
Почти подошли. Встав с кресла, я ногой отодвинул к борту рюкзак и начал отстегивать алюминиевые весла.
— Ленчик, глушись, сапог наверх. Сбоку подходим, на веслах.
— Полтора по эхолоту.
В том месте, где мы остановились для осмотра чужой
В тайге и тундре строго действуют нехитрые вечные правила. И одно их них — не трожь чужой добычи, дурак! Увидел на водоеме чью-то сеть — в идеале вообще не подходи к ней, нарвешься на нехорошее. Еще большей дурью станет выемка сети и всего улова. Как пелось в старой песенке, это вам не Голливуд, руки-ноги оторвут: приличный процент пропаж людей связан с подобными делами. Так что мы осторожненько глянем, ссориться не будем…
— Метр глубины, вокруг чисто, — сообщила подруга.
— Пошли над ней? — Я опустил руку в теплую воду, взял двумя пальцами верхний шнур и чуть поддел его вверх, утешаясь мыслью, что ничего чужого брать не собираюсь, и сразу ощутил биение живой добычи.
В двадцати метрах сети оказалось семь хвостов, серебристые, в локоть длиной, тела рыбин были хорошо видны с катера. Снулых нет, один живачок — сеть либо недавно поставили, что вряд ли, судя по времени суток, либо же постоянно проверяют, освобождая полотно для новой добычи.
— Хозяин живет недалеко, — заключил я. — Поехали искать.
И мы опять неспешно поплыли вдоль берега. Над темно-зелеными волнами дальних гор, простирающихся к западу, на передний план вышло большое белое облако, слегка подсиненное снизу. За ним грозно поднимались темные серые тучи — ох, скоро накатит, чувствую… Но пока в разрывах сияла голубизна, а высоко-высоко над мрачной серой вздымалось огромная оранжево-белая масса, подсвеченная светилом. Я не выдержал и сделал несколько снимков. Просто красиво.
Пш-шш…
— «Кастет» — «Тунгусу», что там?
— Да ничего пока… Стоп! Отставить! Лодка стоит!
Мы одновременно прибавили скорость, подняв за кормой буруны: глубина позволяла. Вот она! На берегу, почти напротив небольшого лысого островка, среди высоких деревьев виднелась рубленая изба маленькой обжитой локалки. Я присмотрелся внимательней — что тут думать, причаливать надо, знакомиться будем.
— Подходим, Костя, внимание, прикрывай.
Еще минута — и я, первым выскочив на берег под соснами, подошел к колоритному амазонскому дедку. Опираясь на вертикалку, в которой я с умилением узнал родную МР-27, и хитро поглядывая на пришельцев из-под прикрытых век, абориген умело делал вид, что он лишь мирно посапывает, сидя на пеньке возле своего чудного «чих-пыха», самодельного рыболовного баркаса с моторчиком…
— Эти странные пятнашки возле дороги стоят, в девяти километрах выше по речушке, — с удовольствием рассказывал Себастьян, сам пятнашечный француз из Марселя, живущий тут со своей дочерью Соней. — Румыны или цыгане, кто их разберет… Человек девять или десять. Избу сами построили. Мы с дочерью с ними не общаемся — не правда ли, дорогая? Да они и сами ни с кем не танцуют, в Кайенне такие непопулярны.
Рыжеволосая девушка лет семнадцати молча кивнула, незаметно поправив плотное серое платье, и тихо отошла в сторону. Настороженная девочка, не все тут гладко.